четыре стула летнего кафе
сгрудились вместе за столом,
как знатоки что-где-когда
или медиумы, вызывая дух кока-колы.
я вытряхиваю из ума знаки вопросов,
точно сор из кармана.
мне всё равно – я только существую,
вцепился в Слово, как в дельфина;
потерпев крушение,
несусь по волнам,
соскальзываю.
как классно просто быть. шагать по мостовой,
царапать кальку времени глазами
и следы на кальке
оставлять поверх чужих следов.
простая радость бытия: банан,
пирожное с заварным кремом
и взгляд внимательный вперед —
на полминуты. мне хватит,
чтобы сохраниться.
так шахматист сметает фигурки с доски
и смотрит на лицо, отраженное в покрытии:
люстры огненный клещ;
так перезагружаешь себя.
есть несколько минут отвлечься,
обратить внимание на мир:
на весах снаружи и внутри всё идеально —
перышко колибри и гиря нашли равновесие.
это чувство есть у каждого внутри:
пустой аэродром ранним утром
и старик с растянутой кожей на шее, как у варана,
гуляет по прохладному бетону.
в зеленом кимоно
вот и заявился жаркий месяц май.
солнце-паяльник включили в розетку
и быстро проводят розовым пальцем по жалу:
нагревается ли?
а в городе царит пушистая эпидемия —
чихающая, плюющаяся.
это ветер разносит тополиный пух —
безумный почтальон в зеленом кимоно
потрошит пухлые конверты
со спорами майской язвы.
люди, точно угорелые,
несутся к отверстиям в горячем камне,
чтобы укрыться от напасти —
удушливой, щекотливой.
медленно звонят колокола собора.
тяжело и в то же время плавно,
чинно плывут по обмелевшему небу
медно-гофрированные глыбы звука.
и тополиный пух
стаей подпрыгивающих белых грызунов
движется под мелодию пухолова,
точно души призрачные плывут
на призывное «ко мне!» Бога. я представляю
миллионы сложных существ, подобных мне,
и каждое размером с пушинку.
ощущаю медленный снегопад
подобных душ… ведь правда?
зыблются, вальсируют, фыркают,
бессмысленно исчезают пуховые люди.
или я вас обманываю?
«веранда ломкая …»
веранда ломкая —
рассохшийся макет фрегата.
запах мочи, моченых яблок,
полутьма в коридоре, вешалка,
стол, обитый клеенкой, тесак,
куриное перо прилипло к лезвию,
тень оконной рамы, бронзовая чехарда пылинок,
белиберда. слова шатаются, как пьяные.
мы здесь когда-то снимали
розовую пену с кипящего варенья.
желтый