Исмаил еле сдерживал злость, это было видно по его сжатым кулакам. Я испугалась. Что-то творилось в этой семье. За внешним лоском и богатством скрывалась глубокая печаль.
Уже позже я узнала, что Саида была своего рода домработницей, она помогала тете по хозяйству, присматривала за мальчиками, пока они росли, готовила еду.
Скоро мы все уже сидели за большим дубовым столом, накрытым роскошной скатертью. А чего только не было на столе! Точно мы были на свадьбе! Мне было неуютно, ноги Мадинки и Хади качались, нам было непривычно сидеть за столом, дома мы ели, сидя на полу. С каждой минутой, проведенной в этом доме, я скучала по своему. Может, мы и жили бедно, но, по крайней мере, мы любили друг друга. Папа никогда не уходил на ночь, а мама не рыдала, ожидая его до утра. Я все свободное от домашних хлопот время проводила с сестрами, а Исмаил, не обремененный ничем, просиживает часами за компьютером.
Дядя вернулся утром. Я видела. Звучал азан, я готовилась к молитве, когда черный мерседес дяди подъехал к дому. Он не выглядел ни счастливым, ни виноватым, его лицо ничего не выражало. Он просто вышел из машины и вошел в дом. Правда, он заметил меня в окне. Утром, когда все проснулись, тетя с дядей позвали меня на семейный совет. Решался вопрос о моем внешнем виде и о дальнейшем обучении. За то время, что я не ходила в школу, я, наверное, заметно сдала.
– Ханифа, ты не можешь ходить в такой одежде! – серьезно сказал дядя, и я заметила знакомые черты лица, мама тоже так щурила глаза, когда чем-то была недовольна.
– Дядя, хиджаб я не сниму! – твердо сказала я, – мои родители погибли, отстаивая свое право на религию, лучше и я погибну!
– Доченька, ты чего! – смягчился дядя, – я не прошу снимать его, но носи другие цвета.
– Ханифа, мы выберем тебе красивый хиджаб, – в разговор вступила тетя.
– Мне нравится и этот.
– Хорошо, – уступил дядя, – хорошо! Но как ты в школе будешь себя чувствовать? Это тебе не ваша деревня! Здесь как-никак город! – он встал, вены на его висках вздулись, он устал и хотел спать, а уж точно не говорить о моей форме одежды, – как тебя в школе будут воспринимать? У нас такую одежду мало кто носит! – все распылялся он.
– Тебе плохо, Рустам? – в глазах тети отразилось беспокойство и забота, а также… любовь.
Я подумала, как мог он оставлять ее каждую ночь одну, когда по прошествии стольких лет она все же любила его!
В комнату вошел Махмуд. Я улыбнулась. Это был старший брат Исмаила, они были погодки. Вот его-то я помнила хорошо! В детстве, когда я гостила у бабушки, мы так ловко лазили по деревьям, а как мы уплетали незрелую алчу!
– Сестренка!
– Махмуд! – он обнял меня, и я почувствовала, что все же не одна.
– Папе плохо? – спросил с беспокойством он, он был так похож на свою маму.
– Меньше надо по ночам шляться, – послышался за спиной грозный шепот Исмаила.
Мы обернулись.
– А ну