Трамвайные рельсы Николай перескочил с такой скоростью, что колеса выбили барабанную дробь. В машине повисло облако пыли. Ирка мазнула по сиденью пальцем и застонала. Палец стал серый.
– Николай, – спросила она, – ты хоть раз мыл машину с тех пор, как ее купил?
– А зачем? – удивился полицейский. – Во-первых, инспектора дорожного движения меня не штрафуют. Как увидят мои документы, так берут под козырек. А во-вторых, я к бабушке мотаюсь каждую неделю. Малые Грязюки, они ведь чем хороши? Они только в дождь Грязюки. А в хорошую погоду они Пылюки. Заскочишь на часок, подкинуть бабуле продуктов, а потом целый день машину пылесосить надо. У меня на это времени нет.
– Ты как хочешь, а я убегу, – шепнула Ирка Блинкову-младшему. – Я еще только начинаю жить и не хочу потом до смерти мучиться воспоминаниями ни о Грязюках, ни о Пылюках.
Выехали за город, и Николай немного успокоился. Если можно сказать «успокоился» о человеке, который гнал машину со скоростью сто двадцать километров в час. Но полицейский водитель чувствовал себя, как в кресле перед телевизором. Откинулся на спинку сиденья, выставил в открытое окно локоть и сидел себе, посвистывал, касаясь руля одной рукой. А потом вспомнил, что голодный, и потребовал у Ирки:
– Ну-ка, Ириска, давай сюда картошку!
– Погоди, – сказала Ирка, – я тебе сейчас бутерброд сделаю с селедкой. А то как же ты будешь есть за рулем?
– Не переживай за меня, – бодро ответил Николай. – Было бы что есть, а уж мимо рта не пронесу. Давай сюда всю кастрюлю, я разберусь.
Он поставил кастрюлю на сиденье рядом с собой и, не глядя, стал кидать в себя что под руку попадется. Попадался кусок селедки, кидал селедку, попадался хлеб, кидал хлеб. Большую картофелину он уничтожал в два укуса и приговаривал:
– Эх, картошечка! Нет ничего тебя вкусней! Ведь я, детки-котлетки, вырос на картошке. Нас, курян, так и зовут: «Картофельное пузо». Бывало, мамка в поле, а мы с братом наварим картошечки и давай наворачивать. Всухомятку, даже без постного масла. Такое было время. Нам с братом один портфель на двоих купили, и то мы были счастливы. Кто первый встал, тот и в школу пошел.
– Где-то я это уже слышала, – сказала Ирка. – Только не про портфель, а про валенки.
– Так не одни мы трудно жили, – не растерялся Николай. – Весь народ так жил, детки-сеголетки!
Врал Николай вдохновенно и беззастенчиво, не особенно надеясь, что ему поверят. Это было вранье из любви к искусству. В следующие четыре часа Блинков-младший с Иркой услышали:
– Нас, рязанцев, так и зовут косопузыми. Потому что от картошки живот на сторону ведет. Помню, в детстве иду из школы. Брат, значит, всю ночь картошку пек и с утра проспал. А я схватил наш общий портфель и – учиться, учиться, учиться. Сильно к знаниям тянулся. Так вот, возвращаюсь к себе в Малые Грязюки, а за мной волк увязался. Бежит как собачонка. Я его гоню, а он плетется за мной. Морда жалкая.