– Не губи себе жизнь! Какие твои годы. Ещё всё наладиться.
– Я не хочу, – снова выдавила из себя девушка, в отчаянии попытавшись выдернуть руку из цепких лап своего конвоира, одновременно тормозя о холодный пол голыми пятками.
Они ей даже не дали обуться.
Но та и не думала останавливаться, ещё крепче сжимая пальцы. Она словно не замечая слабых попыток своей жертвы вырваться, целенаправленно шагала в нужном направлении.
– Не нужно этого делать. Ты же не хочешь, чтобы повторилось то, что было в первый твой приход сюда?
Тот неожиданно сильный удар по лицу она помнила до сих пор. Кожа на щеке ещё долгое время горела огнём, а в ушах стоял звон.
И как только она поняла, что ей не справиться с этими двумя, её тело сразу обмякло. Она сдалась. Так они и шли, три фигуры: две женские и одна мужская в некотором удалении.
Когда женщина, наконец, открыла нужную дверь, девушка отшатнулась. Она ненавидела это место, этот запах, ненавидела тот момент, когда её выводили под руки, едва всё заканчивалось. Боялась того белоснежного монстра, с отражающими свет ярких ламп стальными деталями, что стоял в центре кабинета, и уже в третий раз был готов принять в свои цепкие объятия.
– Давай, дорогая, забирайся, – подтолкнула её женщина.
В её прикосновении не было ни капли сочувствие, лишь неприкрытое нетерпение. Она хотела поскорее всё закончить, сделать своё дело и выкинуть этот вечер из головы. Если думать о каждой такой несчастной девушке, входящей в этот кабинет и о каждой процедуре, то можно сойти с ума.
Женщина всё толкала и толкала её в спину, отступив на шаг лишь тогда, когда та, наконец, подчинилась. Девушка знала, что рано или поздно это всё равно произойдёт. Так к чему теперь тянуть время? Она всё равно лишится частички себя…
Краем глаза увидела мужчину, так и оставшегося стоять в дверях, словно он боялся переступить порог стерильной комнаты. Заметила его встревоженный взгляд. Все чувства, обуревавшие его в этот момент, были написаны на его лице, и девушка без труда прочла их. Его мучили угрызения совести из-за того, что он поступал с ней так, что он снова и снова причинял ей эту боль.
Она, наконец, забралась на кресло, высоко задрав ноги, так что её голые коленки смотрели в потолок, освещённый люминесцентными лампами.
– Сейчас сделаем укол… – услышала она женский голос справа от себя и прикрыла веки, не хотела смотреть на то, как та колдует над инструментами на дребезжащей подставке.
Девушка практически не почувствовала боли от укола в руку. Тихо умирала изнутри. То чувство полёта, было ей хорошо знакомо. Веки стали тяжёлыми, тело воспарило в невесомости. Она едва слышала приглушённые, словно под толщей воды, голоса, но не понимала ни слова. Словно те люди говорили на другом языке.
Помнила, как те же руки позже помогли ей слезть с высокого кресла, свои босые ноги на кафельном полу кабинета, своё бормотание