Мои нервы уже были на пределе. Услышав имя сына, которое я ляпнула, не подумав, мужчина как будто бы проснулся. Он схватил меня за руку, и я зашипела от боли в ранах.
– Простите, – он осекся, – вы сказали «Доминик». Вы знаете моего сына?
Я решила во всем сознаться.
– Да. Я не знаю, помните ли вы меня? Я Николь. Невеста Доминика. Мы знакомились в Польше в начале войны.
Он долго смотрел на меня, на мою форму. Наверное, я тоже успела измениться здесь за столь короткое время. Его наверняка удивило отсутствие нашивки на моем халате.
– Николь, – прошептал он, – что ты здесь делаешь?
– Тут я – Николетта. Ни слова никому обо мне.
– Но как…?
У него в голове не улаживалось, как я могу быть здесь перед ним, в лагере не в качестве узницы, еще и обращаясь к другим на чистом немецком.
– Об этом потом. Просто знайте, что я вас в обиду не дам.
Я не хотела сейчас рассказывать ему о своих незаконных манипуляциях и о том, в какое чудовище я здесь превратилась.
– Хорошо, согласился он. Так что на счет сына? Как он, как жена, Лукаш? Все бы отдал, чтобы увидеть их снова.
– Все хорошо, матери мы не сказали, куда вас направили. Лукаш пока с ней, пока это будет возможно.
– Это хорошо, у нее слабое сердце. Не нужно ей знать. А Доминик?
Я оттягивала этот момент, как могла, но медлить уже было некуда.
– Януш, спустя некоторое время после того, как вас арестовали, Доминик пошел добровольцем на войну. Его целью было найти вас любой ценой и освободить, вернуть в семью. Он вас очень любил.
– Любил? Что случилось, Николь, скажи? – его глаза посмотрели мне в самую душу.
– Примерно через год мне сообщили, что он подорвался около танка.
Мужчина вмиг на глазах осунулся. Взор затуманился, он смотрел в землю, а я не в силах была продолжить, сказать те слова утешения, которые заготовила заранее.
– Януш, я здесь, потому что вы мне отец тоже. Вы слышите? Тела его не нашли, прошло уже больше года, но я уверенна, что увижу его снова. И вы верьте в это. Доминик не из тех, кто так просто уходит. Я уверенна, сюда ворвутся войска, разнесут этот лагерь в прах и мы снова увидим Доминика.
Я плакала, пока говорила ему все это. Наконец мне было с кем поделиться своим горем. Я столько носила его в себе, переживала. Кроме Ханны, так откровенно о любимом я не говорила больше ни с кем. Мне стыдно было рыдать, но меня словно подменили, все слезы вырывались наружу, облегчая сердце и душу. Стыдно было плакать перед человеком, у которого было на сотню причин больше раскиснуть. Януш обнял меня. В его глазах тоже стояли слезы. Я не знаю, о чем он думал. Гордился ли он сыном? Ведь тот пошел на войну ради него.
Вдоволь наплакавшись, мы поговорили.
– Как вы тут?
– Плохо, Николь, это – самое ужасное место на земле.