Навыков рукопашного боя мне хватило бы для схватки с усталой старушкой. Применять их лучше даже не пытаться. Пусть мне их заменит ненависть. Ненависть бессильного бога.
Я зарычал и, наклонив голову, врезался в своего врага. Я бил, кусал, получал удары и укусы. Ненависть на ненависть. В этой схватке у человека не было шансов. Он так мало знал, а значит, так мало ненавидел. Я же ненавидел все, что касалось моего взора и разума. Ручей против океана. Давид против стада Голиафов. И, что характерно, Давид был без пращи.
Я в последний раз ударил его по лицу. Уже без необходимости. Так, pro forma. Вокруг ревела толпа. Ей нравилась кровь – и кровь чужая. А коль скоро эту кровь подарил ей я, то, значит, и мне пока быть в фаворе. Ах, как я рад!
Я поднялся на ноги и с печалью посмотрел внутрь себя. Ну и что? Что ты понял? Что упасть легко? Что на дне не найдешь света? Боюсь, что все это ты давно знал. Но разве охота не только началась? Разве стану я измерять свое дело минутами? Как жаль, что для моего дела нет веков.
– Ну, ты дал, писатель! – Костя Ремень был уже рядом и протягивал мне открытую бутылку пива. – Эту книгу я куплю!
– Деньги? Дурь?
Мне предлагали приз. Хотя подобным тоном скорее стоило спрашивать из чего меня застрелить. ПМ? АК? СВД?
Я взял деньги.
– Как сам? Ничего не сломал? – Костя хлопнул меня по плечу.
– Вроде, нет, – я выпил пива. – Нои толку чуть.
– Двадцать косарей, чем не толк? – Ремень рассмеялся. – Плюс еще десятка за ставку. Прогуляем?
– А что еще делать с тридцатью косарями?
– Не знаешь? И я не знаю! – Косте явно нравился сегодняшний вечер. – Только давай задержимся. Давно здесь не был. Успел соскучиться.
Мы задержались, и я еще долго смотрел на них. На людей, которые били друг друга в надежде прожить следующий день лучше, чем прежний. И на людей, для которых это был повод весело провести время. Их с легкостью можно было поменять местами, и мир бы этого даже не заметил. Какая, в сущности, разница, кто будет рычать, а кто смеяться? Главное, что будет. Главное, что ни на миг не остановится эта изумительная карусель. Не погаснут развеселые малиновые фонарики.
– Я на тебя поставила.
Я оглянулся и увидел пухлогубую блондинку с глубокими хитрыми глазами. Она явно желала развития разговора и, возможно, развития стремительного. Здесь, вообще, любят стремительное развитие. Боятся его, но искренне любят. Любят тот момент, когда шлешь все к крылатым чертям и набрасываешь на разум залатанную вуаль.
– Поздравляю.
– Взаимно.
Я отвернулся и продолжил смотреть бой. Я не хотел эту женщину. Это был уже пойманный зверь. Пойманный и жалкий. Не тот трофей, что был мне нужен. Так что пусть эти губы достанутся кому-то менее достойному. Девушка не уходила, и я обернулся для того, чтобы окончательно обозначить