– Куда мне. Там все уже давно занято.
– Ну, тогда и не тревожься. Твою меланхолию можно направить в гораздо более удачное русло.
– Вслед за моей десяткой?
– За моей десяткой, Шура. За моей. – Мечеслав погрозил мне пальцем. – Но ход мыслей твоих верен, как сердечный приступ.
– Боюсь, я сейчас не в форме.
– Важна не форма, важно, чтобы ни на миг не гасло, – непонятно сказал Перелесов и заказал еще коньяку.
– Ну, значит, у меня никак не разгорится.
– Ну и дурак! – Мечеслав поморщился. – От меланхолии надо брать все, Шура! Вот большинство ее показательно не любят, а я так просто обожаю. Для меня это лучшее время года. Идешь и никого не видишь, ничего не слышишь, ни в чем, по сути, не нуждаешься. У тебя уже все есть. Есть боль, и есть тот огонь, который в итоге должен ее сжечь. Что еще надо для счастья, Шура? Я уж не говорю про рожденную в это время поэзию! Над ней будут плакать через зоны, Шура! Через зоны! Только представь, забыты земля, солнце и сам род человеческий. Но по всему Млечному пути, подобно эфиру, разлит гений Мечеслава Перелесова. А ты говоришь – меланхолия! – Он укоризненно покачал головой. – С наслаждением это надо говорить. С наслаждением и лаской.
– А если вдруг погаснет? Раньше, чем сожжет? Как тогда?
– Вот тогда и пора на покой, Шура. Вот тогда, пожалуй, и наступит время немного помолчать. Вот тогда…
– Здорово, Слава! – Безладов вырос позади поэта и хлопнул его по плечу. – Саня, допивай и пошли знакомиться!
– Знакомиться? – я очень не хотел знакомиться.
– Не делай такие кошмарные глаза, – Владимир выразительно взглянул на меня. – Их там двое, и мне, как ты понимаешь, нужен надежный партнер в этом деле.
Я понимал. Понимал, что других вариантов у меня не оставалось. В смысле социально приемлемых вариантов. А в этом мире только такие и имели право на жизнь. Остальные же считались как минимум глупостью. А порой и вовсе преступлением. Предусмотрительный социум надежно защищал себя от всего, что может повредить устойчивости его трона.
Социум не выносит тех, с кем ему тяжело. А вот тем, с кем ему легко, он дает все. Все, но на всех. Кто-то будет доволен, кто-то удовлетворен, а кто-то обижен. Так или иначе, но свое получит каждый. И кем надо быть, чтобы отказаться от всего? Богом? Я болезненно рассмеялся.
– Верный выбор, Саня! – Безладов истолковал мой смех по-своему. – Только помни, они в восторге от местной живописи. Так что постарайся оградить их от своей воинствующей критики.
Я согласно кивнул. В конце концов, это отличная возможность побыть лжецом. Вдруг это будет интересно.
Их действительно было двое. Уже не лучшим образом зарекомендовавшая себя брюнетка и ее подруга с буйной гривой обжигающе-рыжих волос и плотоядной улыбкой неестественно алых губ. При нашем появлении улыбка чуть увеличилась, снисходя своим сомнительным очарованием и на мою скромную личность.
– Рекомендую! – Владимир широким жестом