В конце весеннего семестра второго курса я решил сменить научные интересы и стал заниматься физиологией растений (подозреваю, очень этим обидев дорогого Владимира Николаевича Исаина). Но меня тянуло от ботаники к более сложным проблемам биохимии и формирования органов, а не только их строения. Лекции по физиологии растений нам читал блистательный Иван Исидорович Гунар. Он в те годы играл в Тимирязевке, да, пожалуй, и вообще в биологических кругах Москвы, исключительную роль. Он заведовал кафедрой физиологии растений, хотя и не носил высоких академических титулов, оставаясь доцентом и кандидатом наук (правда, в 1952 г. был удостоен Сталинской премии за синтез и испытание нового класса гербицидов – изопропил-фенил-карбаматов). Я понимал это пренебрежение к званиям просто: тратить время на написание докторской ему было и скучно, и уже нелепо.
Его и так знали все как крупнейшего авторитета биологии. Я сам был свидетелем того, как стоило Гунару взять слово на конференциях или семинарах биологов, и все с самым пристальным вниманием вслушивались в каждое его слово. Он говорил спокойным, слегка глуховатым голосом, не прибегал к артистическим манерам выделения голосом каких-то фраз и мыслей, но всё, что он излагал, звучало исключительно убедительно и ярко. Гунар объяснял суть его новых представлений о наличии у растений способности регулировать свою жизнедеятельность (отвечать на воздействие разнообразных физических и химических факторов) путем включения разветвленных систем регуляции метаболизма. Он исследовал ритмы биохимических и физиологических процессов, что было совершенно новым в физиологии, и очень поддерживал исследования распространения электрического возбуждения в растительных тканях и органах в ответ на раздражение. Такой целенаправленный анализ координации функций в целом организме и изучение пространственной и временной организации физиологических процессов было новым направлением в науке. В те годы начала формироваться кибернетика, и представления Гунара были, по сути, одним из плодотворных подходов к развитию кибернетических принципов живых организмов.
На меня Иван Исидорович производил почти магическое впечатление мудреца. Моим непосредственным руководителем считался Яков Моисеевич Геллерман, который казался мне человеком суховатым и даже робким, а Гунар – молодцом и героем. По укоренившейся в годы работы с П. А. Суворовым и В. И. Исаиным привычке я приходил после окончания лекций и семинаров в Лабораторию искусственного климата, где и оставался чуть ли не до полуночи. Гунар также часто задерживался до полуночи, и мы нередко (как мне помнится, еженедельно) оказывались вдвоем, и тогда Иван Исидорович о многом со мной рассуждал. Мы, кроме того, много раз сталкивались с ним у Большой химической аудитории, в торце которой была его квартира, и могли по полчаса или даже больше стоять на улице и разговаривать на разные темы.
Однажды мы с ним оказались в лаборатории поздним вечером перед 7 ноября – тогдашним