– Хорошо! – сказал он и распрямил ладонь жестом, который наверняка означал одобрение. Он повел плечами, поднялся на ноги, потянулся. Посмотрел на солнце сквозь ветви над головой. – Теперь еда?
– Сейчас.
Оставался еще один вопрос, который все время меня терзал.
– Темпи, а зачем столько возни? – спросил я. – Улыбнуться легко. Зачем улыбаться руками?
– Руками тоже легко. Лучше. И еще…
Он повторил тот отряхивающий жест, который использовал прежде, но слегка видоизмененный. Нет, не отвращение… раздражение?
– Как называется, что люди жить вместе? Дороги. Правильные вещи.
Он провел большим пальцем вдоль ключицы – что это было, бессилие?
– Как называется, что хорошо жить вместе? Никто не гадить в колодец?
Я расхохотался.
– Культура, да?
Он кивнул, растопырил пальцы – веселье.
– Да, – сказал он. – Говорить руками – это культура.
– Но улыбаться же естественно! – возразил я. – Все люди улыбаются!
– Естественно – не культура, – сказал Темпи. – Жарить мясо – культура. Смывать вонь – культура.
– Так значит, вы в Адемре всегда улыбаетесь руками?
Я пожалел, что не знаю жеста для испуга.
– Нет. Улыбаться лицом хорошо с семья. Хорошо с друзья, некоторые.
– Почему только в семье?
Темпи снова провел большим пальцем вдоль ключицы.
– Когда ты делать так, – он прижал ладонь к щеке и подул в нее, издав громкий неприличный звук, – это естественно, но ты не делать так с чужие. Грубо. В семье…
Он пожал плечами. Веселье.
– …Не важно культура. В семье – больше естественно.
– А как же смех? – спросил я. – Я видел, как ты смеешься!
И добавил «ха-ха!», чтобы он понял, о чем я говорю.
Он пожал плечами.
– Смех да.
Я немного подождал, но продолжать он, похоже, не собирался. Я попробовал еще раз.
– Почему не смеяться руками?
Темпи покачал головой.
– Нет. Смех – другое.
Он подступил ближе и двумя пальцами постучал меня по груди напротив сердца.
– Улыбка? – он провел пальцем вдоль моей левой руки. – Сердитый? – он снова постучал меня по сердцу. Потом сделал испуганное лицо, смущенное, выпятил губу в дурацкой обиженной гримасе. Каждый раз он постукивал меня по груди.
– Смех – нет!
Он прижал ладонь к моему животу.
– Смех живет тут.
Он провел пальцем от живота к моему рту и растопырил пальцы.
– Сдерживать смех – нехорошо. Вредно.
– И плач тоже? – спросил я. И изобразил пальцем невидимую слезу, стекающую по щеке.
– И плач тоже.
Он положил ладонь себе на живот.
– Ха-ха-ха! – сказал он, демонстрируя мне, как движется брюшной пресс. Потом сделал печальное лицо. – Хнык, хнык, хнык! –