Это было захватывающе. То, что у каждого слова имеется свой тон, означало, что в самом языке присутствует своего рода музыка. Я поневоле задался вопросом…
– Темпи! – спросил я. – А какие песни вы поете?
Он непонимающе уставился на меня. Я подумал – может, он не понимает абстрактных вопросов?
– Спой мне адемскую песню!
– Что есть «песня»? – спросил он. За последний час Темпи усвоил вдвое больше слов, чем я сам.
Я прокашлялся и запел:
Малютка Дженни босиком
Гуляла вслед за ветерком,
Просила Джен у ветерка
Послать ей милого дружка.
На шляпке перья у нее,
А в пальцах дудочка поет,
Уста ее сладки как мед,
Язык же спуску не дает!
Когда я запел, глаза у Темпи расширились. Он уставился на меня как завороженный.
– Ну, а ты? – сказал я, ткнув его в грудь. – Ты можешь спеть адемскую песню?
Он густо залился краской, и на его лице отразилось сразу множество неприкрытых чувств: ошеломление, ужас, смятение, шок, отвращение. Он поднялся на ноги, отвернулся и пробурчал что-то по-адемски, слишком быстро, так что я не понял ни слова. Можно было подумать, будто я попросил его сплясать нагишом.
– Нет, – сказал он наконец, сумев кое-как взять себя в руки. Его лицо снова сделалось бесстрастным, но светлая кожа по-прежнему была залита румянцем. – Нельзя.
Он, глядя в землю, ткнул себя в грудь и помотал головой.
– Нельзя песня. Нельзя адемская песня.
Я тоже вскочил, не понимая, что я сделал не так.
– Извини, Темпи!
Темпи покачал головой.
– Нет. Ничего извини.
Он перевел дух, помотал головой и пошел прочь.
– Это сложно.
Глава 81
Ревнивая луна
В тот вечер Мартен подстрелил трех жирных кроликов. Я накопал корешков, набрал кое-каких травок, и еще до того, как село солнце, мы впятером уселись за трапезу. Ужин вышел идеальный: у нас было еще два больших каравая свежего хлеба, масло и крошащийся сыр, слишком местный, чтобы иметь особое название.
Денек выдался погожий, все мы были в хорошем настроении и после ужина снова принялись рассказывать сказки.
Геспе рассказала удивительно романтичную историю о королеве, которая влюбилась в пажа. Геспе вложила в рассказ подлинную нежную страсть. А если этого было недостаточно, взгляды, которые она бросала на Дедана, рассказывая о любви королевы, были сами по себе достаточно красноречивы.
Дедан, однако, упорно не замечал признаков ее влюбленности. Мало того, он продемонстрировал редкую глупость, принявшись рассказывать историю, которую слышал в трактире «Пенни и грош». Повесть о Фелуриан.
– Парнишка, который мне это рассказывал, был еще моложе нашего Квоута, – говорил Дедан. – И если бы вы сами его слышали, то увидели бы, что он не из тех, кто способен выдумать такое.
Наемник многозначительно постучал себя по лбу.
– Впрочем,