Мне стало нестерпимо жарко, и я со всей силой отбросила от себя одеяло и тут увидела Максима. Он склонился надо мной, тоже, как и я, весь мокрый, и сказал с трудом, как бы захлёбываясь:
– Сними трусы… Я полижу тебе… Снимай, дурёха…
Я послушно сняла трусы и почувствовала его голову между своих ног – и там, в промежности, его бородку, его язык, его губы, его зубы.
– Разними ноги… Разними пошире…
Я широко расставила ноги, как распоследняя сука. И отдалась ему.
Потом в комнату стали заходить другие люди – мужики и бабы. Все голые, сновали туда-сюда, смотрели на меня, что-то делали, разговаривали, смеялись. Но мне не было стыдно.
Один из мужиков отстранил Максима и по-хозяйски навалился на меня всем телом. Проник внутрь, овладел. За ним второй, третий, четвёртый. Бабы трогали меня, шептали в ухо невероятно непристойные слова.
И я закричала то ли от страсти, то ли от страха…
Да, это был сущий ад. Но именно тогда я осознала, что для меня из всех возможных адов на земле – лучше этот. Пусть будет такой ад, если нет мне в этой жизни рая.
А если бы и был для меня рай – пусть он был бы такой же: где то же самое, но не тёмное, а светлое, где не похоть, а любовь, где не грубые бесы, а нежные ангелы, где я не грязная блудница, а чистая нимфа.
Именно тогда я ясно осознала свой выбор. Осознала, чего я хочу от своей жизни: мой счастливый мир. Я впервые почувствовала в себе душу, как не церковное, нелюбящее меня «нельзя», а как моё, любящее меня «можно», – я говорила со своей душой, как с лучшим другом, которого у меня никогда не было, и душа говорила мне «да». Да, я люблю тебя, не смотря ни на что, и я всегда буду любить тебя. Ибо ты – это я.
И все чудеса, какие только есть на белом свете, творятся этой силой – силой, скрытой внутри тебя. Там всё можно. Там нет никаких границ. Там реальность обращается в сон и играет с тобой в твою игру. Это как смерть, но если не испугаешься и не побежишь обратно, в свои ускользающие обрывки жизни, то с тобой может случиться непостижимое.
А жизнь – не сновидение ли?
Воспоминания прошлого отличимы от виденных снов едва ли больше, чем вчерашний день от завтрашнего: и того, и другого в реальности нет, но вчера было, а завтра – здесь и сейчас – только грёзы, похожие на сон. Однако каким-то из них суждено сбыться. Ну, разве это не чудо? Жизнь вообще чудесная и таинственная штука, если поглубже в неё вглядеться. И если это сон, однажды ты проснёшься.
В последний день високосного февраля я не хотела просыпаться. Я чувствовала где-то сиплое дыхание Климента, слышала потрескивание дров в печи, отдалённый смех Феодоры,