Стало трудно дышать. Суббота настежь открыл фрамугу, бесприютный воздух русской зимы ворвался в комнату, от холодного дыхания волосы на миг зашевелились.
Говорите, сволочи, Бог умер? Врете, брешете, как на мертвого. Не умер он, Бог, жив он, непременно где-то здесь, рядом… Только прячется он от вас – от лени вашей, глупости, жадности, злобы. Скрылся в глубоком космосе, дальнем, недоступном, а на видимом горизонте оставил лишь стекло небесное, глухое, декоративное. Где ты, Господи, на чьи небеса перешел ты – здесь, над русскими, здесь тебя нет… Да и был ли когда-нибудь?
Комната быстро вымораживалась.
Суббота захлопнул окно, прошел в ванную, остановился перед зеркалом. Крутые плечи, мощный торс, проработанные бицепсы, лицо твердое, словно из гранита выбитое, – вот что хотел он видеть в зеркале. Но ничего этого не было – ни в зеркале, ни где-то еще. А были оплывающее тело, сероватая физиономия, трагическая складка у губ. Глаза? Когда-то красивые, ясные, хоть смотрись в них, теперь тусклые, словно золой присыпанные. Пожалуй, волосы еще ничего – густые, темные, с зарождающейся сединой, на остальное и глядеть незачем.
Но женщины по-прежнему любили его. За что? За то, что мужчин гораздо меньше у нас, чем женщин? Или все-таки за талант, который пробивался иной раз, вспыхивал легким огнем в глазах? Но если и так, недолго уже ему, огонь этот обречен, скоро погаснет он, почти уже погас – и глаза покроются смертной пылью… Никого больше не привлекут эти глаза, никто не будет смотреться в них, как в зеркало…
Суббота встал под душ, блаженно поливал себя водой, ни о чем не думал. Гнев и негодование постепенно отпускали его, в глазах прояснилось, но Бог еще не выходил из головы. Бог, Бог… Бог есть любовь, он всем отомстит и всех помилует…
Он вытерся, оделся, прихватив бутылку, прошел на кухню, стал пить… остановился на полпути, как молнией ударило. Люди добрые, с чего это вдруг ему вспомнился Бог, да ни с того и ни с сего? Он же даже в церковь не ходит, Суббота, хотя крестик, ясное дело, имеется – память о старой няне, зачем-то умолившей его креститься в зрелом уже возрасте. Правда, грешен Суббота, не носит он этот крестик. Да и как носить, не ходя к исповеди? Это все знают, что если носить крестик, но не причащаться, крестик жечь начинает и на груди расцветают красные язвы. Скажете, аллергия? Суббота тоже так думал, менял крестики, но, видно, не в аллергии дело. Да и почему аллергия не сразу начинается, а аккурат через полгода? Вот и говорите потом, что все это суеверия и что Бога нет…
Он хотел выпить еще, забывшись, промахнулся, больно ударил бутылкой по деснам. Во рту отдалось жидким железом, заныли зубы, и он вспомнил все – словно только что проснулся. Юрий Алексеевич выскочил из кухни, бросился к компьютеру, включил его, дергал мышкой, приплясывал от нетерпения,