– Не извиняйтесь, мистер Авербах, – он подмигнул Тупице, – ваша братия мнительные люди. В конце концов, ваши гонорары зависят от слуха. Но у вас все в полном порядке… – Генрик внезапно подумал:
– В порядке, если верить машинам, но у меня самый тонкий слух в мире. Никто, кроме меня, не ощутит никаких заминок… – он заметил что-то странное еще на конкурсе Чайковского:
– Но ни один музыкант в мире не уловит того, что ловлю я, – Тупица достал чековую книжку, – папа мог, но папы больше нет. Он прошел все круги ада ради меня, он согласился работать на русских, чтобы я жил. Он бы обрадовался внукам… Господи, – рука Генрика замерла, – пожалуйста, помоги нам. Если у нас появится ребенок, я никогда больше не посмотрю на других женщин, обещаю, – он видел тоску в темных глазах жены.
– Адель о таком не говорит, но ей тоже тяжело, – понял Генрик, – у нас нет своего ребенка, и она не может помочь Сабине. Хотя она вряд ли бы отдала дитя, пусть и сестре… – выписывая чек, он сказал себе:
– Профессор прав, все ерунда. Я устал, мне надо отдохнуть… – Генрик подул на чернила:
– Но какой отдых? Все поедут в Мейденхед, а мы с Аделью остаемся в городе из-за концертов и оперных представлений. В январе мне надо быть в Скандинавии на гастролях. Ладно, я хотя бы увижу Инге и Сабину… – сбросив чек в ящик стола, врач спохватился:
– Совсем забыл. Вы принимаете какие-то лекарства, мистер Авербах… – Тупица снял с вешалки роскошную куртку, подбитую канадской норкой:
– Нет, профессор Люмсден, не принимаю, – он обаятельно улыбнулся, – только редкое снотворное при трансатлантических перелетах… – Люмсден пробормотал:
– Это не в счет. Счастливых праздников, мистер Авербах… – Генрик кивнул: «Вам тоже». Люмсден проводил глазами изящно посаженную голову:
– Он великий музыкант. Да, у него обостренная чувствительность, но сейчас он все себе придумал, – заварив еще кофе, профессор вернулся к историям болезней.
На персидском ковре гостиной дома в Хэмпстеде лежали деревянные палочки.
– Два и два будет четыре, – гордо сказала Эмили Мэдисон, – меня мама научила. Смотри… – девочка завозилась, – сколько будет два и три… – Пауль медленно посчитал на пальцах:
– Пять, – он улыбнулся, – будет пять… – Чарли Мэдисон устроился на диване, покрытом марокканским ковром. Болтая ногами, грызя предобеденный леденец, мальчик не поднимал головы от старой книги, исчерканной цветными карандашами:
– Великие мореплаватели, – гравюры неаккуратно раскрасили, – история географических открытий… – Вера в очередной раз сказала себе:
– Им здесь будет хорошо. Миссис Клара и мистер Джованни замечательные люди, у малышей отличная детская. Они сразу потянулись к Томасу, – кот потерся о ее ноги, – и Пауля, действительно, не оторвать от малышей.
Чарли