– Гольдберг действительно поехал в Польшу, мутить воду и даже жену взял с собой. Но она не погибала, – понял Саша, – она оказалась в нашем плену, ее отправили в Москву… – он подумал, что мать Куколок и Фокусника была редкой красавицей:
– Фокусника она родила позже, – понял Саша, – наверняка, с ней жил кто-то из окружения Берия или даже сам министр. Куколки не напоминают отца, хотя нет… – он пригляделся, – подбородок у них отцовский, им железо можно резать…
Анна Наумовна невозмутимо рассматривала беленую стенку над головой Саши:
– Понятно, почему младшая Куколка сбежала, – зло подумал Саша, – мерзавки не хотели, чтобы кто-то знал об их планах. Получив записку, Гольдберг немедленно отправился бы в СССР, пусть и нелегально. Он бы не оставил своих детей на произвол судьбы… – пока Анна Наумовна упорно молчала, только заметив, что со вчерашнего дня не видела сестру:
– Надя взрослый человек, – сухо сказала девушка, – у нее много знакомых в Москве. О каком письме идет речь, я вообще не знаю… – письмо отстукали на машинке, но Куколки подписались от руки:
– Графологическая экспертиза покажет, что это их почерк, – Саша оставил линейку, – если Анна Наумовна продолжит запираться, она сильно пожалеет… – Саша водрузил на стол ротапринт и рукописный учебник иврита:
– В СССР не запрещено изучать иностранные языки или пользоваться множительной техникой, – вспомнил он издевательский голос девушки, – бремя доказательства моей так называемой вины лежит на вас, гражданин Матвеев. Остальное антиконституционно и станет предметом моей жалобы в вышестоящие органы законности. – она поправила темные, тяжелые волосы. Саша все же щелкнул линейкой по краю стола:
– Я ухожу, Анна Наумовна, – он хотел поговорить с Фокусником, – но скоро вернусь… – она независимо вздернула изящную голову:
– Советую не упрямиться, такое поведение не в ваших интересах… – мягко закрыв дверь, Саша поднялся на этаж выше, где сидел Фокусник.
Кофе Павлу принесли хороший:
– Не секкио, – весело подумал юноша, – здесь не вокзальная забегаловка. У псов в буфете наверняка стоит итальянская кофейная машинка. Мерзавцы держат народ в черном теле, а сами жрут шоколад и икру, – к кофе полагались деликатные птифуры.
Не притрагиваясь к пирожным, юноша дымил собственной американской сигаретой, разглядывая голый двор в окне небольшого кабинета:
– Я на первом этаже, – понял Павел, – но Аня может быть, где угодно, здание огромное… – он вспомнил рассказы Аркадия Петровича, имевшего дело с тогда еще ВЧК во времена Дзержинского:
– Его арестовали за спекуляцию золотом и чуть не расстреляли, – Павел незаметно осмотрелся, – он говорил, что здесь есть подвалы и чуть ли не подземные