– Нужно заканчивать со всеми этими абсурдными штучками-дрючками, – сказал сам себе полуосьминог Хуркер и достал, протянув щупальце, из шкафчика бутылку шампанского.
От созвездия к созвездию, от звезды к звезде, пронзая пылевые скопления и туманности, мчались посланцы фиолетовой планеты Эгольцум. Полтора часа понадобилось им, чтобы достигнуть Солнечной системы. Еще три минуты – и вот они уже парят, незаметные человеческому взгляду, над одним из земных городов.
Один из трамваев они выбрали совершенно случайно, просто тот был в эти часы наиболее пустым, торопился в депо. Двоих старичков они не приняли во внимание, их привлекла молодая пара, сидевшая на задних сидениях.
Встав посреди салона, ангелы начали совершать пассы руками. Мгновенно уснули старики, уснули и те, которые были помоложе.
– Марон, – сказал один из пришельцев, – отгони трамвай, на всякий случай в какой-нибудь тихий, параллельный Земле закуток. Пусть он стоит в ангаре с их телами. И создавай в разуме иллюзию взлета трамвая. А я возьму вот этих двоих и перенесу их на станцию, где владычествует УАК – универсальный авангардный компьютер, по-другому – Надоеда.
Клубятся туманности, летят по своим орбитам планеты, вспыхивают сверхновые, падают в ладони загадавшим желания мальчикам и девочкам звёзды. Все идёт своим чередом, своим неизменным порядком. Старичок-гомункулус Надоеда сидит возле свалки истории, размышляя о том, пускать ему или не пускать в Нереалию двоих землян. Верно, предчувствует он свой печальный конец. Но все-таки пропускает в свой мир сначала Сергея, потом Женю. Песочные часы, осыпаясь, с неумолимостью отсчитывают время исхода. Но Надоеда знает, что ещё может бороться, меняя облики на ходу; подобно оборотню, он пытается с помощью лживого зеркала утащить в преисподнюю девочку Оксану, проходящую по старому дому задом наперёд….
Замкнутый круг размыкается…
Часть первая
Допуск к нулю
Боги знают недоступное и непостижимое
Но одна загадка ставит их в тупик – человек.
Трамвай-экспресс
Это только потом, в конце вечера, трамвай, оторвавшись от порядком надоевших рельс, воспарил. Летел он, подобно Летучему Голландцу, над городскими парками, куполами церквушек, новостройками и каналами, над плывущими неспешно лодочками отдыхающих.
– Мы летим, а они смотрят, – смущенно сказала мне Женечка.
Она имела в виду людей, которые остались далеко, в серых в скучных реалиях рабочих будней. Я посмотрел на неё и улыбнулся. Она просто обязана сказать мне что-то такое в этот волшебный час. Я же мог ничего не отвечать. Разве непримиримый прагматизм этой девушки уже не был побежден в тот момент, когда трамвай убежал в нереальность?
«Ты – моя мелодия….» – донесся до нашего слуха пронзительный голос Магомаева.
С рукава