Лароуз. Луиза Эрдрич

какие большие проценты приходится платить по кредитной карте. Он работал сверхурочно – просто чтобы выплачивать минимум. Каждый раз, покупая по кредитной карте еще один пакет блинной муки или лопату, он говорил себе, что когда после наступления нового тысячелетия в банках начнется неразбериха из-за путаницы между 2000-ми и 1900-ми годами, его данные, скорее всего, затеряются. Кредитные компании исчезнут, и покалеченная банковская система вернется к временам золотых монет. Не останется ни телефонов, ни телевизоров, ни энергетических компаний, ни автомобилей – кроме старых рыдванов без компьютеризированных систем, – ни бензоколонок, ни авиации, ни спутников. Люди вновь станут общаться по радио. Вот уже многие годы у него имелась лицензия радиолюбителя. И теперь, практически весь декабрь, он вел по ночам напряженные разговоры с такими же, как он, обеспокоенными наступлением нового тысячелетия радиолюбителями, разбросанными по всему миру. Каждое утро он просыпался и добавлял еще несколько пунктов в свой список. По выходным он брал с собой Мэгги и Лароуза в писчебумажный магазин, чтобы купить новую пачку бумаги в 480 листов и коробку конвертов. А также карандаши и ручки. А еще марки. Перейдет ли мир на такую старомодную систему, как наземная почта? Возможно, отвечали его новые друзья. Кладовая была забита. Нола этого не замечала. Она была занята тем, что пекла свои проклятые торты.

      Если бы мы купили цыплят, они могли бы жить несколько месяцев на зачерствевших тортах, думал Питер. Нола щедро покрывала выпечку белой глазурью. Эти торты были широкими и плоскими, во весь противень, или высокими и слоеными, или в форме круглого кекса. Все они потом украшались тщательно выведенными именами «Лароуз» или «Мэгги». Даже дети перестали их есть. Он потихоньку забирал торты и хранил их в неотапливаемом гараже. Когда в местной средней школе шел ремонт, Питер забрал ненужные вещи, которые могли пригодиться. Он с трудом удерживался от улыбки, глядя на выстроившиеся в ряд жестяные школьные шкафчики и понимая, что за каждой пронумерованной дверцей на узкой верхней полке лежит по торту.

* * *

      Родители его не хотели, но Рождество все равно пришло в обе семьи. Нола проснулась за неделю до двадцать пятого – ей показалось, что сердце налилось свинцом. Она ощущала такую тяжесть в груди, что чувствовала каждый удар сердца, которое, почему-то не останавливаясь, слабо в ней билось, хотя его хозяйке вовсе этого не хотелось. Но близилось Рождество… Она перевернулась в постели и толкнула Питера – ей было обидно, что он вообще может спать.

      – Елка, – проговорила она. – Пришло время наряжать елку.

      Питер открыл глаза – светлые любимые голубые глаза, которые больше никогда не будут принадлежать другому ребенку. Мальчик походил и на отца, и на мать, взяв лучшее у каждого из них и смешав так, что они умилялись, глядя на него. Его фотографии в рамках все еще стояли на туалетном столике. Дасти все еще бегал на солнце, позировал в костюме Человека-паука, играл в детском бассейне с Мэгги, стоял