Дааааааааааааааааа! Я очень люблю зиму – просто до дрожи в коленках и трепета где-то внутри груди то ли от бесчисленных сигарет, то ли от холода. До сих пор помню, как я, еще совсем маленький мальчик, барахтаюсь с друзьями в огромных сугробах. Снега, казалось, было стоооолько, что даже нельзя передать это словами, и мы были счастливы. И мир был огромным, сказочным и непостижимым в своих бесконечных чудесах. Мы были маленькими крысенышами, которые то и дело что сновали в тоннелях из снега. Жизнь тогда представлялась белой, теплой, и непринужденной. В белых объятиях то января, то февраля можно было отдавать все, потому что казалось будто нет ни пределов, ни границ, ни даже условностей. Она, зима, до сих пор обвивает все тело мягким и теплым одеялом, которое сшито из самых нежных воспоминаний. Белые и пульсирующие, эти воспоминания до сих пор, видимо, текут во мне медовыми реками памяти, где не было ни капли зла. После долгих зимних снежных прогулок я знал, что меня дома ждут папа и мама. (Они и сейчас меня ждут, но все мы повзрослели, и уже не замечаем той радости, которая была раньше). Дóма (о, какой дóма всегда был вкусный запах маминой еды!) всегда было, чем заняться, и никогда не было больно. Ах, я помню все запахи, и, честно говоря, мне кажется, что это единственное время, которое я вспоминаю с благоговейной радостью – и так будет всегда. Как можно забыть запах безупречно-вкусной еды, которую готовила мама? Как можно забыть, как папа ей помогал, нарезая, например, капусту или морковь. Это навсегда закостенело в памяти, в венах, в сердце и на этих листах.
Что случилось потом? Что случилось потом – вряд ли можно свести к каким-либо правильным и неоспоримым