Это «наказать», больно кольнуло. Значит, для меня это наказание, а для него то, что мы не виделись две недели, безразлично? Её руки ослабли и стали сползать с широких плеч Димы. – Мне нужно переодеться, – потянулась она к халатику, висевшему на спинке стула, пытаясь скрыть обиду. – Думаю, не стоит. Уже без пятнадцати пять, а я взял билеты на шесть часов вечера в кинотеатр. – В какой кинотеатр? – застыла она в напряжении. – Ну, какой рядом кинотеатр? Ватутина, – спокойно сказал Дима. Таня вспомнила о Саше. Он ждал её именно возле этого кинотеатра, и именно в шесть часов вечера. Её появление с Димой он посчитает издевательством, а издевательств он не за-служил. – Я не могу пойти с тобой в кино. – Опять не можешь? Мне уже порядком надоели твои «не могу». Ты уже и в кино пойти не можешь! Почему?!
Таня решила сказать правду и про то, как согласилась, и про то, как передумала идти на встречу с Сашей, а главное, по какой причине. Поэтому сказала без обиняков: – По-тому что там меня ждёт парень. Эти слова взбесили Диму, и первым его желанием бы-ло уйти. Но мелькнувшая мысль о том, что возможно Таня сказала это просто ему на-зло, чтобы отплатить за длительное отсутствие, его удержала. – Ладно, пойдём в дру-гой кинотеатр, – с раздражением сказал он. Тане хотелось объясниться, но Дима с не-проницаемым видом стал читать журнал, лежавший на столе, давая тем самым понять, что больше его ничто не интересует. И Тане показалось, что её объяснение будет вы-глядеть так, будто она оправдывается. А она виноватой себя не считала.
В кино они уже не держались за руки, и не целовались. После сеанса посидели не-много в скверике. Дима не обнял её, как прежде, а взялся за гитару, которая почти все-гда была при нём. Он пел песни на слова его любимого Есенина. После «Клён ты мой опавший», сразу запел другую. « Пусть твои полузакрыты очи, Думаешь о ком-нибудь другом, я и сам люблю тебя не очень, утопая в дальнем дорогом». Он пел самозабвенно, и Тане показалось, что последние строки адресованы ей. Он просто не решается по ка-кой-то надуманной причине сказать ей это прямо. Только зачем ей одолжение?
Уже возле Таниного дома Дима сказал: – Я вчера опоздал на автобус, (Дима жил в пригороде) и пришлось ночевать на вокзале. – Мог бы вернуться, и переночевать у нас. Тётя Дуся бы пустила. – Неудобно было беспокоить. – Мы бы поняли. – Ладно, проехали. Просто сегодня уйду раньше, не охота и эту ночь провести так же. – Уйдёшь, никто не держит. – Я вижу, – в голосе молодого человека послышалось раз-дражение. – Что ты видишь? – Таня чутко среагировала на смену интонации, и не-произвольно вспылила тоже. – Что не держишь. – А, может, ты сам не хочешь держаться? – Ну, знаешь! По-моему, это ты злишься по всякому пустяку, надоело уже! – Надоело, так уходи. – И уйду. – Ну, и иди.
(Если бы она вспомнила слова Маруси, то, возможно, попридержала бы