Отсутствие покупных игрушек имело и свое положительное влияние: детская образная фантазия и наблюдательность за окружающей жизнью толкали на выдумки. У меня был и рогатый скот из бурьяна и травы, и вылепленные кони из грязи. В более раннем детстве, когда я стал вполне владеть ножом, у меня появились точные копии дрожек, мельничных наливных колес и проч. Это, вероятно, и положило начало моей особенности, которая проявляла себя позже: в течение всей моей жизни я без боязни, когда было необходимо, брался за другие, всякого рода, ремесла.
Отцу не нравились эти мои увлечения и каждый раз, когда он видел меня за такой работой, кривился в лице и с досадой говорил:
– Славка у меня шпак36! А вот Вася – это уж будущий вояка, для него лошади – всё!
Впрочем, как мой старший брат Вася, так и я, уже с 6-летнего возраста попал, конечно, по велению отца, в школу верховой езды к нашему старшему табунщику, черкесу Хакутежу. Он первоначально, еще до 6-летнего возраста, сажал меня на специальное седло с четырьмя высокими рогастыми луками. Когда я садился в это седло, через отверстия в верхней части этих лук протягивался ремешок, который предохранял меня от возможного падения. У меня в руках был повод уздечки, а Хакутеж, садясь на свою лошадь, брал, на всякий случай, и повод недоуздка моего коня. Так, порой мы и выезжали в открытое поле, где и начиналось мое обучение на различных аллюрах.
Это раннее обучение, а в дальнейшем и частая езда, выработали у меня две особенности: умение крепко сидеть в седле и балансировать при всяком положении, и навык «владеть лошадью», заставлять ее чувствовать ездока и ему повиноваться. Из практики езды, когда мне было еще лишь 7 лет, я помню несколько эпизодов, которые показывают, как я уже в то время свыкся с лошадью. Как-то мы всей семьей (конечно, исключая папу), поехали на хутор за клубникой. В то время на сенокосных участках, которые занимали бóльшую часть площади земли, чем пахотные, полевой клубники всегда было много. Она была дивная – сладкая, вкусная, ароматная. Как сейчас помню, с каким восторгом и наслаждением я разгребал траву, где находились полные, наливные, горевшие на солнце своими манящими розово-красными бочками ягоды. Согретый солнцем степной воздух пьянил своим ароматом. Я быстро срывал все лучшие, более крупные клубнички, и, конечно, не клал в посуду, которую дала мне мама для сбора на варенье, а себе в рот. И только когда, как говорится, наелся до отвала, начала понемногу наполняться моя посуда. Подошел наш кучер:
– Слава, поедем поить коней, – предложил он.
Конечно, сбор клубники после этого мной был окончен и я вскоре уже очутился около лошадей. Кучер помог мне, поддержав за коленку левой ноги, сесть охлюпкой37 на одну из пристяжных, а сам сел на кореннике, ведя в поводе другую пристяжку. Мы подъехали на рысях к табачной плантации, возле которой находился небольшой