Пересекая очередную крутую речушку вдоль моста, я остановилась над водой, чтобы взглянуть на отражающую солнце гладь, как на своеобразное кривое зеркало. Видеть собственное лицо было трудно, ведь в нем черты лиц совсем иных – моего отца, моей мамы, сестры, брата и даже тети. Каждая линия так или иначе была связана с ними и о них же напоминала. От отца мне досталась свойственная южанам смуглая кожа с россыпью веснушек, гроздями усеявшими тело в некоторых местах, широкие скулы и достаточно высокий рост, в котором я уже к четырнадцати годам превосходила свою мать, хрупкую и русую, как большинство прибалтийцев, из которых она происходила. Глаза у нее, цвет которых достался мне, были зелеными, в обрамлении почти незаметных ресниц – светлых, переливающихся на солнце, как пшеничные колосья. Ей неизменна шла эта черта, но на мне бы точно смотрелась ужасно. По этой причине я и благодарна, что во мне было больше от юга – темные волосы да страсть к испанской сангрии. Джесс, – моя младшая сестра, – ненавидела сангрию. Быть может, поэтому мы с ней так часто ссорились до моего отъезда на Аляску. Нет-нет, не из-за предпочтений в алкоголе, но из-за противоположных характеров – севера от матери в Джесс было даже больше, чем во мне юга от отца, и под «севером» я подразумеваю совсем не внешность.
– Почему он выбрал тебя?
Джесс буквально выхватила у меня из рук расческу, когда я, пропустив мимо ушей угрожающий звон металла в ее голосе, продолжила невозмутимо приводить в порядок прическу. Вынужденная все же взглянуть на сестру, я обнаружила уже знакомое зрелище: пылающие от гнева щеки и обиженно подрагивающая, пухлая нижняя губа.
Тяжело вздохнув, я подобрала с косметического столика шпильки и осторожно ввела их в локоны на затылке.
– Не молчи, ну!
– Что ты хочешь услышать?
– Почему вместо меня он выбрал тебя, а?!
Я закатила глаза и, обернувшись на Джесс, смерила ее скептическим взглядом сверху вниз, а затем потянулась к своей расческе. Она упрямо отдернула руку. Я скривилась.
– Он все равно не подходит тебе.
– Почему это?
– Тебе тринадцать, Джесси.
– ну?
– А ему двадцать три.
– И что?
– И, как все тринадцатилетки, ты слишком подвержена гормональным всплескам, чтобы думать головой! – простонала я раздраженно и, нахмурившись, все же опередила реакцию сестры и вырвала расческу обратно. – Макс для тебя слишком взрослый. К тому же, это уже четвертая твоя «большая любовь» за последние полгода. Может, хватит убиваться по пустякам? Лучше помоги мне отыскать ежевичные духи. Ты их случаем не брала?
Я услышала, как Джесс зашипела сквозь сжатые зубы, словно передразнивая закипающий чайник, и в следующую секунду все пошло кувырком. Я болезненно