С заиндевевшей коркой ранее,
И вновь от сладострастного порока
Царит измен благоухание.
Помады след на галстуке, как орден, —
Всё снова повторилось в точности:
Свиданье. Дрожь в коленках. Завтрак. Полдень.
И вихрь мимоз из рук цветочницы…
Мокрый февраль
Мокрый февраль перед мартом заискивал:
Таял и плыл под холодным дождём.
Стали бы мы по-весеннему близкими,
Только по-прежнему августа ждём.
Пусть начинает зима горько всхлипывать,
Злиться, бродить по тропинкам лесным,
Я заварю тебе чай с цветом липовым
И позову в край прибрежной весны!
Там в вожделении радостно корчатся
Бризом омытые сосны в лесу.
В хвойный приют для любовного творчества,
Если захочешь, тебя унесу!
Страстных мгновений безумное таинство
Тает в глазах, призывающих вдаль,
Но продолжает в бессилии каяться
Хмурый от слёз одинокий февраль…
«Ловлю губами трепетно вуаль …»
Ловлю губами трепетно вуаль —
Флёр расплескавшихся ошибок.
Жаль прошлого и будущего жаль,
Пусть даже боль потерь фальшива…
Сроднясь с обыденностью, впопыхах
Хочу дотронуться руками,
И с дрожью ощутить в своих руках
Ваш пульс, волнуясь вместе с вами,
Очнуться, оглянуться и прозреть
От вежливых рукопожатий, —
Не ждать, не жаловаться, не жалеть,
А ваше сердце ублажать бы!..
«Ненавижу тебя! И ты знаешь, за что ненавижу…»
Ненавижу тебя! И ты знаешь, за что ненавижу:
За фальшивую спесь, за кокетливый пафос страстей,
За надуманность сцен, от которых всё ниже и ниже
Опускаюсь во тьму навсегда, что, быть может, страшней!
За надменную речь, за тщету элегических песен,
За рассыпанный ворох причуд и блудливую лесть,
За нежданную весть, что я стал тебе не интересен,
За фатальную встречу, скорее, – за то, что ты есть…
Легкосуетность дней обижает вдвойне, но – за дело!..
И опять я болею тобой в «без пятнадцати пять»…
Мне писать и мечтать, притворяться и жить надоело,
Но как всё-таки жаль, в одночасье тебя потерять…
Наше лето
В тот месяц, пасмурный и серый,
Ты мной насытилась вполне,
И томик «сонного» Бодлера
Пылился грустно на окне…
В мгновеньях памяти победных
Туманят разум допоздна
Сплетенье пальцев тонких, бледных,
И ног чумная белизна,
Разящий взор с рожденья дикий,
Как дань языческой душе,
И запах спелой земляники,
Под вечер съеденной уже,
Волненье