Посему, будучи стратегом с детства, контактным лицом записал свою бабулю восьмидесяти лет, Тамару Николаевну. Адрес оставил и телефон.
А сам – нужно же возвращаться к земной жизни, хотя и с преодолением – уехал в Москву и устроился на работу, которую принято в народе звать «чёрной». Получал денежку на руки за каждый день. Хватало на еду да на бутылку водки с акцизом – Вова на судьбу не жаловался.
В это время в 350 километров от Вовы Гришичева в дверь квартиры за номером 27 ломились бритоголовые парни с обычным, классическим инструментарием:
– Бабка, ты помрёшь, если не отдашь!
– Сука, верни деньги!
Иногда Тамаре Николаевне звонили на старый телефон с круглым циферблатом.
Туда говорили мягче, но чаще и настойчивее, телефон пришлось выдернуть из розетки.
Тамара Николаевна, воспитанная папой-инженером и мамой-терапевтом, слово «Сука» слышала примерно третий раз в жизни и первый – в её адрес.
Через месяц настойчивых визитов, звонков и двух заявлений в полицию Тамара Николаевна собрала вещи и пошла в больницу: «Положите меня, девочки, на дневной стационар, что-то дурно мне».
И бахнулась. Инсульт.
Вова Гришичев к бабуле приехал – он же не свинья какая.
– Вовушка, твой долг ведь?
– Бабуль, мне на врачей! Я молчал, но я болел! Всё на врачей потратил, до копеечки!
– Вовушка, сними с книжки мои похоронные, отдай долг.
Вовушка снял и долг отдал – не подумали же вы, что он бабулины деньги тоже потратил?
Нет, он же не свинья какая.
О соседях
Звонит мне в дверь как-то мой сосед – дед Лёша. Открываю. Он протягивает мне журнал «7 дней»: «Артура, ты попросил почитать, я вот принёс». И ушёл.
Я живу в съёмной квартире с видом на Преображенское кладбище уже три года. Напротив меня кто-то живёт. Сбоку от меня тоже кто-то живёт. Кажется, какая-то бабуля, которая всё время гасит свет в тамбуре – и я вечно спотыкаюсь о полки с обувью. И ещё четвёртая квартира. Там тоже кто-то живёт.
Дед Лёша живёт в другой части подъезда. Он – не кто-то, а дед Лёша только потому, что у деда Лёша на лестничной клетке есть стул. На нём он гуляет. Когда-то дед Лёша крепко пил. Чтобы он не пил крепко и даже вообще не пил, его «бабка» отнимает у деда Лёши пенсию.
Когда я открыл журнал, увидел в нём смятый полтинник и записку: «Купи бытылочку, поставь за мусоропровод (справа)». В авантюру я влезать труханул, признаюсь: видел пару раз дедлёшину жену – женщина суровая, такая и дверь подожжёт. Деду Лёше я журнал вернул вместе с содержимым. Тот – в слёзы: «Меня, – говорит, – бабка поедом ест. Сходил сегодня в храм. Я ж Алексий, человек божий. Мне батюшка кагору налил. А бабка меня за праведное дело – того!». С тех пор дед Лёша стал тем самым товарищем, который тебе в детстве кричит с улица: «Артурааа, выходи!». Как дома – звонит в дверь. «Э, – говорит, – выходи в домино играть!». Или в шахматы зовёт.