На ней халатик с преобладанием желтого цвета, с темными крупными цветами. В нем она выглядит очень мило, как-то подомашнему. Его основная прелесть в том, что он сам по себе зеленый, цвета светофора.
– Голубцы на столе, мой руки. У меня есть вино, очень хорошее. Будешь?
– Нет, спасибо, желательно без него.
– Оно вкусное.
– Охотно верю, но не хочу даже вкусного.
– Ты странный человек.
– А странному человеку можно ложку?
– Голубцы положено есть вилкой.
– Тогда самое вкусное останется в тарелке.
Не будешь же спорить с хозяйкой. Но минут через пять она пересмат ривает свои позиции.
– Да, пожалуй, ты прав. – И достает две ложки из ящика стола.
– Что будет дальше?
– Чай с вишневым вареньем и фигурное катание.
– На чем мы остановимся после фигурного катания?
Она оседает, представив, что будет дальше.
– Не знаю, я не могу.
– По правде говоря, я ничего не понимаю в твоем поведении.
– Понимаешь, я не могу.
– Кажется, понял. Тормоза не дают?
– Мне даже с мужем было тяжело, а к тебе я еще не привыкла.
Вроде дошло. Когда в голову с детства вбито табу, от него трудно избавиться даже в тридцать. Ей надо помочь через это табу перешагнуть.
Идет показательное выступление фигуристов. Роднина и Пахомова – звезды семидесятых. Людмила замирает перед стартом, сосредоточенная, уверенная и сильная, ждет музыки. Вот она зазвучала, и прежде чем войти в танец-песню, она делает неуловимое движение плечами.
– Ты знаешь, я не столько жду ее танца, сколько этого движения. Оно меня всегда приводит в восторг.
– А я без ума от Овчинникова.
Развеиваются слова и их образы. Остаются в комнате двое – женщина и мужчина. Теперь известно, что купальный костюм – это очень серьезная проблема.
Целует она жадно и резко. В разгар поцелуя мои руки медленно идут по спине и, словно невзначай, прикасаются к застежке лифчика. На этот раз она пластмассовая с фигурным выступом. Оля вздрагивает и хмурится. Как же тяжело укрощать женщину в тридцать. И какой недотепа ее обкатывал?
– Лифчик ужасно мешает. Давай его снимем.
– Да ты что? Я не могу.
– Тебе и не надо, я сам. Ты только зажмурься.
– Я не могу.
– Тогда я зажмурюсь.
Она молчит, и это молчание колебания. Застежка расстегнута.
– Только закрой глаза.
Все равно темно. Сосок пойман губами, ну теперь тебе будет трудно устоять. Она вся затрепетала и обхватила мою голову руками. С каждой секундой теряет контроль над собой, все больше расслабляясь, но как только руки прикасаются к бедрам, она резко отталкивается и садится, откинувшись на спинку дивана и тяжело дыша.
– Давай выпьем что-нибудь успокаивающее.
– У меня ничего нет.
– Есть.
– Что?
– Пойдем, покажу.
Кефир – самое то для настоящего момента.
– Петр, ты ужасный человек.
– Ужасный