– Насчёт жура ты здорово погорячился. Ночь на дворе, – сказала Маша и пристально, с головы до ног оглядела бывшего супруга. Заметив некоторый диссонанс в облике неожиданного гостя, язвительно пропела: – Когда бы мне златые горы и реки, полные вина? Терпилов, что с тобой? Тебя не узнать.
– Гм… ммууук…
– Выражайся, пожалуйста, яснее. – Машины глаза недобро сверкнули.
– Моночка… это… не ругайся, пожалуйста… – пролепетал Вадим, с презрением посмотрел на букет и, сплюнув под ноги, с остервенением отшвырнул цветы. Следом полетела бутылка. Раздался грохот. – Ладно, ты прости, я это… просто я… Короче, кактусов, Мона, на пять мультов… Что теперь делать, Мона? Ох, извини, дорогая… Я это… Пошёл, короче. Пока.
Терпилов развернулся на каблуках, но, не удержав равновесия, повалился на пол. Маша вскрикнула. Приоткрылась дверь соседней квартиры, оттуда выглянуло заспанное квадратное лицо с устрашающим шрамом через всю щёку. Лицо, чеканя слоги, произнесло:
– Маш-ша, пом-мощь нуж-на? Я ем-му…
Маша, бросившаяся поднимать Вадима, лишь печально улыбнулась:
– Спасибо, Гена. Наверное, сама справлюсь.
– Ну дав-вай. Зов-ви, ес-ли что, – ответил Геннадий и захлопнул дверь.
Маша буквально втащила Терпилова в квартиру и последовала примеру соседа. Стянув с бывшего мужа грязное пальто и швырнув его в угол, она распахнула дверь в ванную, включила холодную воду и чуть не пинками заставила Вадима опустить голову под мощную струю. Последнему во время столь необходимой в данный момент экзекуции стало лучше. Закрыв через пару минут кран, он уже не блуждал глазами и не раскачивался, как одинокий тополь под порывами ветра. Терпилов взял с крючка махровое полотенце, набросил на голову и присел на край ванны. Маша продолжала стоять в дверях, совершенно забыв о Предо, оставшемся на кухне, и молча наблюдала за действиями Вадима. Наконец, тот заговорил:
– Мона, ты прости меня, ладно? Я не собирался так поздно… В общем, я разорён… Кактусов, Мона… хоть плачь! На пять миллионов евро. Полный пароход, Моночка… Да… Это звездец, Вадик… Конкретный зе энд…
Маша не очень-то понимала бред Терпилова про кактусы, пароход и «зе энд», но то, что произошло нечто ужасное, почувствовала сразу. Никогда раньше она, да и, пожалуй, никто другой, не видел Вадима в таком жутком состоянии. Она подошла к нему вплотную, мягко взяла за локоть и тихо проговорила:
– Вадь, пойдём на кухню, а? Расскажешь всё по прядку. Ты есть хочешь?
– Нет, Мона, – затряс головой Терпилов, – я хочу умереть.
Но, вопреки словам, поднялся и покорно поплёлся за Машей.
На кухне никого не было, только из открытой форточки сильно дуло, да от лежащей на чистом теперь столе ватки, которую в эту самую форточку – Маша точно помнила – Предо её выбросил, крепко несло нашатырём.
Глава