В это же время ей хотелось, чтобы Вадим отменил свой отъезд, чтобы он пригласил ее в какую-то уютную комнату в гостинице или еще где-нибудь и… и, чувствуя учащенные удары своего сердца, снял бы с нее пальто, легкую шапочку… Она бы, пряча от него свои утомленные и увлажненные от встречи глаза, ждала прикосновения его нетерпеливых рук к её обнаженному телу… А дальше? А дальше она бы растаяла в его объятьях, прильнув к его сильной груди, пахнувшей мужской силой… А дальше он увлек бы ее, нежную и податливую, в свои объятия и нес, как драгоценность, в своих руках на прохладное ложе, и они там согрели бы это ложе разгоряченными телами… Будут страстные поцелуи… Будет такая же страстная и бессонная ночь до самого удивительного и не похожего ни на какой до этой встречи рассвета…
По дороге они вели почему-то странный и натянутый разговор, когда говорить о важном на ходу не имело смысла: оба думали о своем. Каждый скрывал в душе то главное, что вот-вот должно было вырваться наружу и внести ясность в пролетевшие так непонятно для них последние два года разлуки и молчания.
«Ну, почему так всё просто и так незначительно? Уйти, сейчас же, сию минуту… – сверкнула, словно молния, мысль, но Наталья не имела сил, чтобы сделать хоть один шаг, который бы отдалил её от Горина. – А я ведь так ждала встречи! И днем, и ночью, на рассвете и на закате… Ждала зимой и летом, весной и осенью… Ждала и любила, сжигая себя на невидимом костре… Ждала и так верила… Вернее, хотела верить…» – металась Наталья Николаевна от одной мысли к другой, и они потрошили её сорвавшееся с привычного ритма сердце до изнеможения. Что-то внутри обмякло, онемело, и она, напрягаясь, пыталась хоть как-то заглушить внутреннюю боль, но сердце, бунтуя, стучало всё чаще и сильнее, словно там, взаперти, оно задыхалось без свежего глотка необходимого для жизни воздуха.
Карие под спелый каштан глаза Горина смотрели на совершенную, как ему казалось, женщину из-под тонких черных бровей, из которых одна была с небольшим изломом и поэтому всегда казалась приподнятой в изумлении. Он внимательно и с нежностью разглядывали её, нежного и колючего Ёжика: среднего роста, стройная, привлекающая к себе тонкая, как тополек, фигура и очень грустные зеленовато-серые глаза; маленький, слегка вздернутый носик, красиво очерченный небольшой рот. Белая вязаная шапочка облегала головку, подчеркивая пропорциональные её формы, и густые темно-русые брови, выгнутые роскошными дугами и не тронутые пинцетом.
Не отрываясь и мысленно возвращаясь в прошлое, он впитывал в себя каждую её черточку, которую изучил в прошлом, красивом и счастливом, и, радуясь, что узнавал все мелочи и, узнавая, радовался: вот она, рядом, пожелай лишь… Вот она подняла руку, привычным, знакомым ему жестом поправила волосы… Её руки, нежные и ласковые, горячие и трепетные…
Он