– Аня, скорей!
Девушка вздрогнула и, велев мужику:
– Пропусти, Клим! – бросилась в дом, сделав Анатолию приглашающий жест.
Он в два прыжка, через ступеньки, вскочил на невысокое крыльцо, чувствуя спиной колючий взгляд мужика, и прошел следом за девушкой сначала в сени, потом в просторную комнату, а затем в небольшую комнатку, где на кровати неподвижно лежал мальчик лет одиннадцати-двенадцати – бледный впрозелень.
Глаза его были незряче устремлены к потолку, на лице застыло испуганное выражение, он слабо хватал ртом воздух.
Двое, мужчина и женщина, находившиеся в комнате, при появлении Анатолия поспешно вышли через другую дверь. В их фигурах, мельком им замеченных, тоже было что-то знакомое, а впрочем, еще более знакомым показалось ему лицо мальчика.
На кого он похож? На кого похожа его сестра? И эти двое взрослых – кого они напоминали?!
Однако сейчас было не до пустых размышлений и не до разгадывания всяких загадок.
– Посади меня, – скомандовал Дмитрий Ильич сторожу Климу, и тот послушно опустил его в кресло рядом с лежащим мальчиком, затем с тревогой взглянул на ребенка и поспешно вышел.
– Открывай камфору, – приказал отец Анатолию и закричал сердито: – Аня! Где шприцы?!
– Ах! Несу! – раздался ее встревоженный голос, и девушка вбежала, неся перед собой металлический стерилизатор, прихваченный с двух сторон кухонным полотенцем.
Брякнула его на стол, бросила полотенце, смешно подув на обожженный палец, и встала у притолоки за спиной Анатолия.
Анатолий, совершенно ничего не понимая в этой суете, непонятно нервничая в присутствии этой высокомерной и в то же время перепуганной девчонки, сорвал крышку со стерилизатора, пинцетом выхватил шприц, вставил поршень, открыл пузырек, но раствор показался ему густоват – масло успело остыть. Анатолий обернул флакон краем полотенца и опустил в стерилизатор. В кипятке масло распустилось мгновенно.
Тем временем отец откинул одеяло на больном и смазал спиртом его предплечье.
Анатолий проворно набрал раствор в шприц, насадил стерильную иглу и принялся делать подкожные впрыскивания. Ему всегда особенно удавались именно подкожные и внутримышечные уколы, а вот внутривенных он побаивался. К счастью, камфору никогда не впрыскивали внутривенно – чтобы не было жировой эмболии.
Отец то разминал места уколов, чтобы инъекции поскорей разошлись, то осторожно массировал грудь мальчику в области сердца. Постепенно затравленное выражение исчезло с лица ребенка, он вздохнул глубже, огляделся, позвал:
– Мама! Мама, ты где?
Аня отошла от притолоки, подсела к мальчику, ласково провела ладонью по его влажным от пота волосам:
– Ну что ты, Сереженька? Получше тебе?
– Получше, – слабо выдохнул тот. – Только я к маме очень хочу.
Аня покосилась на дверь, за которой, как показалось Анатолию, замерла женщина, бывшая рядом с мальчиком раньше, и тихо сказала:
– Потерпи