На рекламе значилось. КАМАЗ ИНКОРПОРЕЙТЕД. Рядом торговец убеждал клиента: – Это же дешевка! Где еще такую найдешь?
***
– Этот идет до тюрьмы? – спросила нас пожилая женщина, с трудом поднимаясь на площадку автобуса возле Краснопресненской. Что ж, и до тюрьмы тоже. Неподалеку, на Ваганьковском, хоронили академика К. Хлопоты поделили на многих получужих людей. Я был среди тех, кто ездил за крышкой гроба. На Шмитовском, в детской больнице мне пришлось забирать двухлетнего племянника. У меня даже не спросили документов. Вынесли молчаливого, беззащитного ребенка – вези, куда хочешь. Простые истории сами сочетались в орнамент, узор.
В беззубых проемах Пресни виднелся Белый Дом. Я помню, как его строили, – страшный остов на фоне фиолетового неба и полчища ворон.
По ту сторону Садового кольца я бывал в буфете ЦДЛ. Странное стоячее место, словно за кулисами литературы. Люди без возраста ожидают ангела, который подойдет к их столику и скажет вполголоса: «Ваш выход».
Ангел не скажет. Литературный процесс, претворение жизни в текст, переплелся с пищеварительным и усвоением алкоголя. Иногда кто-то встает, безумно оглядывается (будто ослепший или прозревший), замечает за дальним столиком дальних знакомых.
– Вы не помните меня? Я отгрыз вам лапу в семьдесят восьмом. У вас свободно?
– Садитесь.
Простая история. Сценарий был лучше.
***
Наступило лето и вместе с ним обсуждение наших работ. Молодых волков позвали на Совет Стаи. Седые самцы брюзгливо смотрели на нас. Нам не доставало новизны и простоты.
– Поймите нас правильно, – обратились учителя к Ф., – мы не против инцеста. Можно сказать, мы за. Вообще-то уберите все остальное. Пусть будет один инцест.
– Что такое инцест? – горячим шепотом спросил меня один провинциал.
– Кровосмешение, – ответил я. Кажется, он не понял. Я начал было пояснять, что кровосмешение не на булыжной мостовой, а… – но тут отцы плавно перешли к следующему.
– Это ново. Свежо. Охранник ведет ссыльного студента через тайгу. Только не надо студента – это укатит вас в политику. Пусть он будет уголовником. И не надо тайги, не надо так долго вести. А так – свежо. – Этот волшебный отзыв напомнил мне завет Введенского: «Считай каждый шаг мыши. Забудь слово „каждый“, забудь слово „шаг“. Мышь начнет мерцать. Оглянись: мир мерцает (как мышь)».
Я огляделся. Молодежь старательно записывала замечания старших. Помню замысел, оцененный, как крепкий, – романтическую историю любви застенчивого мужчины к стальной женщине. Они меняют пол, как в кадрили, и все становится хорошо.
Я вышел на улицу. На фоне темно-красного костела бушевала зеленая листва.
***
Летом, в пору наших каникул, нарушился счет революций и кровь пролилась немного мимо Пресни. Я застал остатки баррикад, обугленный троллейбус, неправдоподобно яркие венки