– Но мастер…, – начал было я…
…и тут же осёкся. «Если начальство не в духе – не перечь» – наставлял меня старик Клюге. И прибавлял: «А чтобы не гадать когда оно не в духе – не перечь никогда». Здесь моё начальство явно было не в духе. Мне лучше было вообще молчать. Сделать вид, что погружён в вычисления. Нет, лучше что меня тут вообще нет! И как выпутаться теперь из этой ситуации я не знал.
– Простите, мастер, этого больше не повториться. Я лишь был очень удивлён, слыша такие слова…
– Какие такие слова?
– Которые больше пристали бунтовщику…
– Ха! Так я бунтовщик?
Язык мой враг мой. Наверное, трудно было придумать большее оскорбление для мастера Клюге, чем сравнить его с теми, кто некогда унизил его род, отняв родовую приставку «фон». Хуже этого могло быть только…
– Значит ты, молодой фон Костен, считаешь меня бунтовщиком?
Старик сверлил меня глазами, и я понимал, что это конец моей едва начавшейся карьеры. Дворянское происхождение давало мне право на королевскую службу и многих трудов мне стоило получить это место королевского клерка. И я смел лелеять надежду, что не за горами моё повышение до старшего клерка. А когда-нибудь, подумать страшно, я могу сам сесть в кресло Клюге… вот только, похоже, что прямо сейчас он меня выгонит взашей. И тогда, ввиду моей бедности, у меня останется только одна привилегия – служба королевским офицером. Не для того я потратил все скудные семейные сбережения на репетиторов, не для того закончил университет с отличием, чтобы встать под ружьё. Да и какой из меня офицер? По правде сказать, я бы не взял себя даже в рекруты.
– Революция. Ха! Революция! А знаешь ли ты, юноша, что такое революция? Не спорь, не знаешь. Ах, почему бы нам не устроить революцию? Да! – и тут он подскочил ко мне и схватил меня за плечи, я был готов поклясться, что его глаза горели если не огнями всего ада, то уж огнём всех тайн человеческой души точно, да ведь и этого никогда прежде с нашим начальником не случалось, а он, казалось, и не собирался вновь становиться привычным всем прежним сухим педантом Клюге, а продолжал. – Революция это когда молодые выдвигаются вперёд! Вот что я тебе скажу, молодой человек. Ты-то мне и нужен! Да здравствует революция!
Он отпустил меня и в возбуждении прошёлся по кабинету. Никогда я не видел его в таком возбуждении.
– Ах, что это за слово «революция», – рассуждал он вслух. – Они не верят, что я могу устроить бунт? Я сам не верю в это. Но я взбунтуюсь. Пусть продвигается молодёжь, да! Вот что, – тут он обернулся ко мне. – Никуда не уходи, жди меня здесь. Ты не пожалеешь, мой мальчик, ты не пожалеешь.
С этими словами он чуть ли не выскочил за дверь, что для человека его возраста и степенности выглядело как минимум крайне необычно. Ещё более меня удивило его распоряжение никуда не уходить. Как мог я уйти, пока рабочий день не окончен? К тому же оставался