Запрещено для детей. Пятый номер. Виктор Дробек

«вихревыми колоннами», «зыбкими капителями» и «black swollen gates» («непомерно высокими черными вратами/враждебной тесниной»). Однако, на этот раз он идет несколько другим путем. Сначала мы обнаруживаем, что поэт плавает по «ribboned water lanes» («тропы странствий разбегаются»), и он, кажется, объединяется с объектом своего воздыхания «no stroke / wide from your side» («передо мною по безбрежному простору»). Затем, между первым и вторым параграфами стиха, сценарий внезапно меняется, будто за дело теперь взялся неумелый монтажник. «Я» и «ты» выглядят разделенными. Оратор должен совершить героическое плавание «сквозь волну по волне», чтобы достичь «твое [наше] предштормовое дыханье». Но на самом-то деле он должен заплыть в ту даль, где можно утонуть. Однако, он не боится. «Смерть» при таких обстоятельствах, как говорит автор, это не «резня», не бессмысленное кровопролитие. Это «изменение», магическая метаморфоза. Напоминающая об «изменении по-морски», которое претерпевает «отец» в песне Ариэля «Глубоко там отец лежит…» в Шекспировской «Буре», это «трансформация» во что-то более необычное и ценное, но в тот же момент он не становится увешанным драгоценностями мертвым телом: «Над бездною звучат не погребальные, / А перевоплощенные распевы».

      Какие же четко вымеренные пары строк! И приблизительная рифма («flung» / «dawn» / «song») и ярко-выраженная аллитерация («Upon the steep», «floor flung from», «silken skilled»), то и дело пытающиеся сбить Вас с толку. Также есть собственные придумки, слова с иголочки, «перевоплощение», словно выдавливающее «трансформацию», «расчленение», «припоминание» и «уточнение деталей» (будто «повторный разбор»). В Части I мы узнали, что «безжалостна морская бездна», а здесь автор проверяет усвоенное нами с первого урока. Как только Вы выходите в открытое море страсти, Вы можете потерять себя, можете утонуть, но затем Вы преобразитесь, обновитесь, благодаря тому что Вы шли на мягкий зов бездушной красавицы. Безжалостное, да, но в то же время и искренне желаемое завершение. Часть III заканчивается такой строкой: «Позволь мне плыть, любовь, к тебе в тебе…». В другом стихотворении эта строка может показаться чересчур приторной. Следуя за всеми своими борениями и погружениями, автор все же не декларирует любовь в Голливудском понимании вечной любви, со всевозможными колокольными перезвонами и прочими декорациями. В его представлении это интимное чувство можно описать настолько законченно по форме, мощно и решительно, что оно станет сродни смерти.

      Крейн пишет за полвека до Стоунволлских бунтов, и не может найти лучшего способа описать более всеобъемлюще это «перевоплощение», необходимое для его открытого признания в любви другому мужчине. Для Ромео и Джульетты все было сравнительно проще; им пришлось отказаться только от своих семей, друзей и родного города. Крейн рисковал и этими вещами, и возможностью нормально работать и своей жизнью. (Не раз он подвергался нападкам и избиениям в гей-барах. Кажется, и в ночь перед совершением самоубийства в возрасте 32 лет, он тоже был жестоко избит). «Странствия», – шедевр 20-го века не потому, что их автор чудаковат, а потому, что вознесенная до небес однополая любовь требует от него отчаянной