Шонда Раймс
Моей дочери Харпер тринадцать лет. Она на меня совсем не похожа. Она другая. Она общительная, высокая, худенькая и очень красивая; выглядит как маленькая актриса. А я буду счастлива, если меня посадить где-нибудь в уголке с книгой на всю оставшуюся жизнь. Мы совершенно разные. И весь прошлый год я раздумывала над тем, как я могу полностью принять ее личность и помочь ей излучать в мир все, чем она обладает. И это было чудесно и для нее, и для меня, потому что раньше я думала бы иначе: «Как поместить ее в тот условный ящик, в котором должен находиться ребенок такого возраста?»
Я сказала «да» своим детям – так, как никогда не делала раньше. Младшая дочь то и дело спрашивает меня: «Мама, хочешь поиграть?» Сколько же раз я отвечала ей: «Дорогая, я сейчас не могу, я занята»! Теперь я решила, что всегда буду отвечать «да».
И теперь – неважно, стою ли я на пороге в вечернем платье, готовясь к церемонии награждения Гильдии режиссеров, или с полными сумками собираюсь на работу, – я откладываю все дела, становлюсь на четвереньки и играю с дочкой. Ей три года. Это занимает десять минут. И ей это очень нравится. Это изменило мое ощущение материнства и позволило почувствовать гордость от материнства. Это также изменило наши отношения.
Арианна Хаффингтон
Я человек одержимый, упрямый и лидер по натуре, мне потребовался по-настоящему громкий звонок. К счастью, без угрозы для жизни. Но я просто упала и потеряла сознание от переутомления 6 апреля 2007 года, через два года после основания The Huffington Post. Я ударилась головой о стол, сломала скулу, и в правом глазу у меня сейчас четыре шва. Мне очень повезло, что я не потеряла глаз. И, что еще хуже, потом мне пришлось бегать от одного врача к другому и проходить всевозможные обследования, чтобы понять, что со мной – а вдруг опухоль мозга?
Врачи не нашли патологий. С медицинской точки зрения у меня все было в порядке; однако совершенно неправильным было то, как я жила и как расставляла приоритеты. А коридор поликлиники, в котором ты ждешь своей очереди к врачу, – отличное место для того, чтобы задуматься над важными вопросами.
И я спрашивала себя: «Неужели это и называют успехом?» По общепринятым стандартам я была успешной. Но здравый смысл подсказывал мне, что лежать в луже собственной крови на полу в рабочем кабинете – это не имеет ничего общего с успехом. Самое важное, что я хотела бы до всех донести, – это то, что здесь невозможны компромиссные решения.