Давид стукнул в окошко, пытаясь привлечь внимание круглолицей продавщицы, но та продолжала дремать. Давид опять стукнул, стекло задрожало. Женщина проснулась, взгляд ее за моего спутника даже не зацепился. Зевнула, запоздало прикрыв рот.
– Купи сигарет. – Сунул он мне в ладонь купюру. – И пожрать чего-нибудь…
Невидимый, он мог взять, что нужно. Но не брал. При мне, по крайней мере.
Я купил две пачки, три шоколадных батончика и жестянку энергетика. Сунул всё Давиду. Тот кивнул и вгрызся в конфету.
– Что? – Каркнула продавщица. Я качнул головой отрицательно, она захлопнула окошко.
– Ты ничего не делаешь. – Давид смял обертку и швырнул в сторону урны. Та не должна была долететь – но порыв ветра подхватил, направив прямо в ящик. – Вообще ничего не делаешь. И не сознаешься, что город тебе говорит. Ладно, хочешь – не доверяй. Трахайся дальше со своей немертвой. Ты хоть знаешь про иву в ботаническом, и про Дом Вальберга?
– Был там сегодня утром. – Кивнул я. – Еще пыль стояла. Что за ива?
– Дерево, мать его, лопнуло. А на него еще Лар мог мочиться. Если завтра грохнется школа, а? Или корпус университета? К черту, что ты ничего для меня не делаешь. Исправь хоть это!
Давид закурил, и мы двинулись дальше. Ответственность давила к земле, а земля смеялась.
В Каррау падают дома, а я даже не знаю почему. Пока что общим оставалось одно: они все находились в черте старого города, на фундаментах зданий, которые заложил основатель.
– Мне нужно время. – Произнес я.
– Нафиг ты мне это говоришь? – Зло.
– Потому что для помощи тебе мне тоже нужно время.
– Да? – Давид щелчком отшвырнул сигарету. – Сколько? Год? От меня уже ничего не осталось. Я таю как снежная баба.
Значит, заметил, что тень пропала. Я остановился:
– Ты, правда, переживаешь о городе?
Давид оскорбленно выпятил челюсть.
– Друг, я серьезно спрашиваю. Ты переживаешь… внутри?
Маны – старые духи Каррау. Охраняющие его так, как могут только существа без воли и разума, руководимые лишь рефлексом "чужого" и угрозы. Давид должен был стать маном после смерти. Я не думал о последствиях. Давид подставился вместо меня, и я отдал долг – привязал его дух к телу. Считая, что вернул жизнь. Но вернуть к жизни – это не вернуть жизнь.
Предназначение перетягивало Давида, отбирая его у меня и у него самого.
– Ну… да. – Он неловко пожал плечами. – Это мой город. Конечно, я за него переживаю.
Внезапно резко:
– Что я, урод полный, только за свое благополучие трястись?! – Давид вскинул руку и позвенел серебряной цепочкой, спаянной на запястье. Единственное, что связывало истончающуюся личность и невидимое тело.
Когда мы встретились, он продавал наркотики в клубах и был готов умереть, лишь бы не стать мертвым. Все, что случилось с ним, случилось в ночь нашего знакомства. Может быть, я не знал никогда его настоящего, из