С твоим Николою Морским,
С квартирой пушкинскою первой
И с Пряжкой, полною тоски, —
Той самой, блоковской, наверно…
Пройдут столетья стороной,
И ты изменишься едва ли:
Всё те же – пёстрою стеной
Дома над гладью ледяной
С глазами сонными в канале.
Призрак Михайловского замка
Тёмной тайны бедный призрак,
Житель мрачных анфилад, —
Ты присутствуешь, и признак —
Тень, что третий век подряд,
Этих стен не оставляя,
То в дверях, а то в окне
Появляется, мелькая
И вздыхая в тишине.
Всё спешит, живых навроде,
Деловита и легка,
И владения обходит,
Зная их до уголка.
Всё осмотрит и проверит
Тень. И завершив обход, —
Как всегда, у страшной двери
Той, единственной, замрёт…
Вот огонь свечу оплавил…
Тень исчезла. Только мне
Слышно: «Бедный, бедный Павел…» —
Приглушённо. Как во сне.
Трамвайчик на Московском
Бежит по вечной нулевой
С Победы до Заставской
Родной трамвайчик огневой,
Как скоростной заправский.
Пестрят знакомые в окне
Дома и переулки —
Они соскучились по мне
И требуют прогулки.
Но только времени в обрез,
И скорости верстальщик —
Летит над ниточками рельс
Стремительный трамвайчик.
Вдруг перекинется звонком
С коллегою по встречной,
И дальше, тронутый снежком,
Стремится до конечной —
В те недалекие края,
Где отдышаться впору…
Вот и Заставская моя.
До встречи. Я – в контору.
«У складов Страшного суда…»
С. Калашникову
У складов Страшного суда
Мы встретимся ещё, быть может.
Где чёрного черней вода
И сердце та́к по-детски гложет,
Что этой давишься тоской,
И вдруг, не в силах отдышаться, —
Замрёшь над чёрною рекой —
Как дух – меж двух конечных станций.
И отраженья своего
В текучей мгле не обнаружив,
Вдруг вспомнишь небо над Невой
И Летний, осенью простужен,
И отомрёшь – на самый миг,
Как будто спичкой чиркнул кто-то.
Как будто заново возник —
На час, на век – не важно: вот Он.
Дым
Снег растёт и ввысь, и вширь,
Веселясь от вьюги бега.
Петропавловки – как штырь —
Шпиль едва торчит из снега.
Всё накрыло белизной.
Лишь из труб, продрогших тоже,
Словно с космосом связной,
Дым