– Подобные материи их не интересовали, – ответил Акос. – Мне командовали «Бегом марш!», и я бежал. Вот и все.
– Тувенскому мальчишке не пристало жаловаться на то, что его превратили в сильного шотетского мужчину, – заявила я.
– Я не превратился в шотета. Я – тувенец и всегда им останусь.
– То, что ты беседуешь со мной на шотетском, свидетельствует о другом.
– То, что я беседую с тобой на шотетском, является дурацким генетическим вывертом! – рявкнул он.
Я не стала спорить. Но чувствовала, что со временем Акос изменит свое мнение.
Акос извлек из банки с тихоцветами бутон, оторвал лепесток и сунул в рот. Я зачарованно смотрела на Акоса. Такая доза должна была мгновенно свалить его с ног. Акос проглотил лепесток, на секунду прикрыл глаза и как ни в чем не бывало вернулся к разделочной доске.
– У тебя к ним иммунитет? Как к моему токодару?
– Нет. Но они воздействуют на меня слабее, чем на других.
И каким образом он это обнаружил?
Акос положил бутон на доску и плашмя надавил ножом на цветоложе. Бутон раскрылся. Провел острием по каждому лепестку, быстро расправляя их. Это было похоже на волшебство.
Я наблюдала, как пузырится зелье из тихоцветов, сначала – красное, затем, после добавления засахаренных солефрутов – оранжевое… Когда Акос прибавил стебли сендеса, предварительно срезав с них листья, варево стало коричневым. За сендесом последовала щепотка порошка из «цветов ревности», и жидкость вновь покраснела. Как странно. Да и невозможно.
Акос снял тигель с огня, переставил на соседнюю горелку, чтобы остудить, и повернулся ко мне.
– Это весьма сложное искусство, – произнес он, широким жестом обводя комнату с ее полками, на которых стояли колбы, пузырьки и банки с ледоцветами. – А с обезболивающим на тихоцвете будет еще труднее. Ошибись хоть чуточку и приготовишь себе яд. Надеюсь, ты умеешь быть не только жестокой, но и аккуратной.
Он легонько коснулся тигля кончиком пальца и сразу же его отдернул. Я невольно залюбовалась его быстрыми движениями и поняла, к какой боевой школе он принадлежит. Зиватахак, «путь сердца».
– Ты знаешь о моей жестокости лишь понаслышке, – заметила я. – А хочешь я тебе скажу, что я слышала о тебе? Ты – неженка, трус и дурак. Слухи верны, как считаешь?
– Ты из Ноавеков, – упрямо буркнул он, скрещивая руки на груди. – Беспощадность в вашей крови.
– Я не выбирала кровь в своих венах, – возразила я. – Как и ты не выбирал свою судьбу. Мы с тобой стали тем, кем должны были стать.
Я развернулась и покинула комнату, задев дверной косяк закованной в броню рукой.
Я проснулась на рассвете, когда перестало действовать снадобье. За окном начиналось бледное утро. Как всегда медленно, по-старушечьи, я сползла с кровати, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Натянула легкий и просторный