канал связи с внешним миром) и уходим в лес, взяв с собой припасы на несколько дней. Наша главная проблема – отсутствие связи. До переворота у нас была возможность связаться по радио с офисом в Браззавиле, откуда можно было передать информацию в любую точку мира по телефону или по электронной почте. Но теперь людей в офисе нет. Мы надеемся, что они живы. Здание разрушено (я больше не увижу свой паспорт, который я оставила там на хранение). О том, что происходит в стране, мы узнаем из выпусков новостей службы Би-би-си по радио, но по мере того, как интерес к гражданской войне в Конго постепенно угасает, сообщения о том, где конкретно идут военные действия, становятся все менее подробными. Но я приехала сюда не просто так, а по делу. Мне выделяют место в хижине. Там есть стол и полки, на которых я раскладываю свои вещи: марлю, закрывающиеся пластиковые пакеты, лампы и батарейки, бирки, специальные крюки и щипцы для змей, фотоаппарат, блокнот. Я смешиваю формалин и этанол, купленные в Браззавиле, и готовлю раствор. Здесь же изготовленные специально по моей просьбе мешочки для змей. Наверное, я единственный герпетолог в мире, у кого есть мешочки для змей, к которым с внутренней стороны пришиты ярлычки с надписью «От бабушки с любовью». Первые несколько дней я провожу рядом с лагерем, планируя совершить более дальние вылазки, когда начну лучше ориентироваться в лесу. Я заполучаю первую змею однажды утром, во время отдыха за чашкой кофе. В лагерь прибегает пигмей и исступленно кричит, что в деревне змея. Я вскакиваю и бегу за ним следом. Деревенские жители плотным кольцом обступили дерево у одной из хижин. Корни дерева оплела коричневато-серая змея почти в метр длиной. Я подхожу к ней, прикидывая, как лучше распутать эту ядовитую змею, чтобы снять ее с корней дерева, но, когда я оказываюсь совсем близко, я узнаю ее по характерным чешуйкам на голове. Это домовая змея, Lampmphis, совершенно безобидное существо. Я изучала таких змей, когда готовилась к поездке. Одну из них я даже вынимала из банки с формалином, чтобы получше ее рассмотреть. Самый простой способ распутать эту змею – это позволить ей укусить меня за правую руку. Это на некоторое время зафиксирует ее голову, и я смогу распутать ее левой рукой. Но когда я протягиваю к ней руку, в толпе наблюдателей вдруг раздается пронзительный крик: «Мадам умрет!» Разумом я сознаю, что змея не ядовитая. Но здесь, в совершенно незнакомой обстановке, я вдруг начинаю сомневаться. Правда, это длится всего несколько мгновений. Я наклоняюсь к змее, и ее челюсти впиваются мне в запястье. Пигмеи в ужасе кричат. Я распутываю змею, отцепляю ее от руки и запихиваю в мешок. Пигмеи наблюдают за происходящим с благоговейным страхом. Они думают, что все змеи ядовиты, и никакие мои аргументы не могут разубедить их в этом. Они решили, что я колдунья, обладающая особой властью над змеями. Змей они боятся, но еще больше они боятся колдунов. То, что я прослыла колдуньей,
