– Но ведь ты и в прокуратуре справлялась с обязанностями. Смогла сразу же вникнуть в суть, ты с каждым сотрудником поработала, от каждого собрала опыт, научилась многому.
– Да-да. – Согласилась я, припомнив, как Удальцов нагло перевалил на плечи общественного помощника большую часть своей работы, за которую получал хорошую зарплату.
– Вот и подашь документы в резерв. Профессия эта очень хорошая. Осталось-то совсем немного до диплома, столько ждали, разве не подождем еще малость?
Удар был сильный и внезапный. Мои высокопарные слова, обращенные к матери, попросту летали по моей комнате, в которой мы с ней вели наш секретный разговор, и бились рикошетом о стены, потолок и пол. А теперь мать магическим жестом остановила их и направила против меня. Я чувствовала, как каждое слово, каждая буква впивались в мое беспомощное тело, оставляя неизгладимые ссадины, синяки и рубцы. Ее фраза не прозвучала грубо, настойчиво, и тем более не была похожа на приказ. Спокойный, уравновешенный тон, который громче приказа говорил: «Ты говоришь мне о свободе, я подарила тебе время, чтобы выговориться, на этом свобода кончилась. Забудь, о чем говорила, стань той хорошей послушной девочкой, с понедельника выходи в прокуратуру, а главное, больше никогда нас не расстраивай». Дальше она ушла к отцу, а я осталась лежать, распростершись на кровати, и смотреть в потолок. В чем убеждала мама отца, мне было неизвестно, но наверняка она напевала ему, что все в порядке и мой срыв утихомирен. Собирая остатки мыслей воедино, я пришла к выводу, что человек не бывает свободен, он всегда во власти желаний, но не своих, а желаний семьи: отца, матери, брата или сестры, любимых. Во власти начальника, декана, ректора, генерального прокурора, которого я в глаза не видела, но уже так сильно оказывающего давление на мою жизнь. Даже чертов сосед может постучать ногой в нашу дверь и, тыча кривым пальцем, указать, как мне жить, и будет прав, потому что соседские желания нас учат уважать с детства. Я, как никогда, ощутила себя даже не дерьмом, а жалким куском дерьма, плывущим по такому же дерьмовому течению.
Наступили выходные, и я с отвращением признавала, что они последние перед выходом в прокуратуру. Я и Пьеро гуляли по городу. Погода стояла прекрасная: светило яркое весеннее солнце, на деревьях набухали почки, в клумбах скоро распустятся тюльпаны, близился теплый май. Я специально попросила Пьеро пройтись мимо прокуратуры, сегодня суббота, но работники часто просиживали штаны на работе и в выходные дни. Вообще, в прокуратуре все было, не как у привычных людей, – вместо того, чтобы продуктивно работать в трудовую пятидневную неделю, они предпочитали работать в выходные! Вместо того, чтобы выйти в субботу при наличии недоделанных косяков, а в воскресенье отдыхать, они снова, как назло, всему миру и Богу,