И подумала Заряночка, что Бодуэн и в самом деле хороший человек, и со слезами на глазах ответствовала ему, говоря: «Правдив твой рассказ, милый друг, и показался мне скорее короток, нежели длинен. Вижу я, что ты – и в самом деле возлюбленный Авреи; и радостно мне думать, что ты, о грозный воин, при этом столь нежен и верен. Теперь золочёное платье – твоё, однако же прошу тебя смиренно оставить мне его ещё на некоторое время. Но это украшение с моей шеи ты получишь прямо сейчас; и ведомо тебе, откуда оно, воистину прямо с шейки твоей Авреи».
С этими словами она вручила ожерелье рыцарю, и тот подержал его в руке несколько мгновений, размышляя, а затем молвил: «Благодарю тебя, милая девушка; я возьму это колье, и положу в мой сундучок, и порадуюсь тому; тем более что, как гляжу я на тебя сейчас, вижу я, что нимало не убавилась красота собственной твоей шейки».
«Ступай же к своим друзьям, – отозвалась Заряночка, – и пошли ко мне Зелёного Рыцаря, этого славного юношу». На том Золочёный Рыцарь ушёл, и вскорости явился на его место Хью и, весело улыбаясь, молвил: «Много же времени отняла у тебя первая примета, о нежная госпожа; боюсь я, что не измыслить мне рассказа столь складного, как удалось Бодуэну». – «Однако же, – отвечала Заряночка, – повесть Виридис оказалась самой длинной из всех трёх. И весьма сомнительно мне, что не выдержишь ты испытания». Тут рассмеялась она; а вслед за нею и Зелёный Рыцарь; и обнял он девушку за плечи, и дружески поцеловал в щёку, так, что ничуть она его не испугалась, и объявил: «Вот тебе расплата за насмешку; ну, что ты от меня хочешь?» Отозвалась Заряночка: «Хочу я, чтобы рассказал ты мне, каким образом Виридис получила сорочку, что расшита зелёными ветвями, охваченными пламенем, и что ныне ношу я».
«Так слушай, ненаглядная леди, – отвечал Зелёный Рыцарь. – В один прекрасный день сидели мы вдвоём с Виридис на лугу и так были счастливы, что ничего лучшего не придумали, как побраниться; и принялся я ей выговаривать, что не любит она меня так же сильно, как я её; что, кстати говоря, было явною ложью, ибо существа столь любящего и преданного не рождалось ещё на свет, и когда мы вместе, она и не