Thou art thy mother’s glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
So thou through windows of thine age shalt see,
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live rememb’red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.
Глянь в зеркало, лицу, что там скажи:
«Пора тебя, мне в ком-то повторить!».
И мать младую счастья не лиши,
Раз ты сумел собою свет прельстить.
Тебя так ждёт нетронутая плоть,
Презришь её, чтоб род свой не продлить?
Не в силах себялюбье побороть,
Чтобы потомство миру подарить?
Как отраженье матери твоей,
Верни апрель, расцвет в её черты.
Ведь через призму прожитых уж дней,
Свой век златой вернешь потом и ты.
Коль повторён не будет образ твой,
Умри один и он пусть мрёт с тобой.
Sonnet 4
Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty’s legacy?
Nature’s bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive:
Then how, when Nature calls thee to be gone,
What acceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tombed with thee,
Which used lives th’executor to be.
Зачем же тратишь неразумно ты,
Всё то, чем одарён самой Природой?
Не дарит ничего – даёт взаймы,
Она щедра со щедрою породой.
Даровано тебе, чтоб дар воздать,
К чему, красавец, тем пренебрегаешь?
И сумму сумм не можешь сосчитать,
С таким богатством не преуспеваешь.
Ведёшь с собою сам свои дела
И этим сам себя, поверь, обманешь.
Ведь час пробьёт, когда уйти пора.
Какой отчет в делах ты предоставишь?
В могилу заберёшь ты красоту,
А мог бы применить по существу.
Sonnet 5
Those hours that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell
Will play the tyrants to the very same,
And that unfair which fairly doth excel;
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there,
Sap checked with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o’ersnowed and bareness every where:
Then were not summer’s distillation left
A liquid prisoner pent in walls of glass,
Beauty’s effect with beauty were bereft,
Nor it nor no remembrance what it was.
But flowers distilled, though they with winter meet,
Leese but their show; their substance still livessweet.
Былые дни рисуют свой узор.
И взгляд любой, его желает страстно.
Но возраст, оглашает приговор,
Всегда неумолимо, беспристрастно.
Зимою время уж не так бежит,
Тогда как летом, устали не знало.
И лист осенний, что опал, укрыт
Зимы холодной белым покрывалом.
И там, где лето больше не живёт,
Напишет время инеем картины.
Былая свежесть закуётся в лёд,
И станет его узницей незримой.
Но в бездыханности морозных дней,
Цветы пленяют свежестью своей.
Sonnet 6
Then let not winter’s ragged hand deface
In thee thy summer ere thou be distilled:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty’s treasure ere it be self-killed:
That