– И как же теперь его найти?
– Об этом после, – отмахнулся князь Изяслав. – Мне мертвые сторожа покоя не дают. Моя бы воля, я бы так и оставил дедов клад в земле, пусть черви земляные им владеют, да только прижало меня уж очень сильно… Думай, боярин, думай, как можно мертвых сторожей обойти.
– Но если волхв посоветовал, то он же, наверное, знал, и как безопасно откопать укладку? – скорее себя самого, чем князя, спросил Хотен. И обратился уже ко князю Изяславу: – Я понял так, что имени волхва-советчика великий князь Владимир Всеволодович тебе не назвал…
– Не назвал, нет. И я не говорил про мертвых сторожей отцу Климу. Ты ему тоже не говори, Хотен. Боюсь, что в волшебстве святой отец нам не помощник. Тут или мы сами с тобой придумываем, как поступить, или…
– …или спрашиваем у другого волхва, тоже знающего, уважаемого. И спросить должен я, а не ты, великий княже, – подхватил новоиспеченный боярин и призадумался. – А волхву обещать награду за его помощь.
– Согласен. Любопытно, а жив ли еще твой Творила?
– Живой, и двадцать уже лет, не меньше, как все таким же остается, будто вот-вот помрет. Значит, я его выспрашиваю, ничего иного о кладе не открывая, кроме того, что сторожить его положили мертвых язычников?
– Где ты видел лежащих сторожей? – тут князь Изяслав повернулся к красному углу и перекрестился. – Они сидят над укладкой, головами на четыре стороны света, с копьями.
– О Господи! – ахнул Хотен. – И в том еще закавыка, что мне теперь опасно появляться в Киеве, великий княже.
– Здесь, у меня в тереме, нет вражеских лазутчиков. Мой обычай с ними прост. Поймают соглядатая, велю на воротах расстрелять. Мои же люди тебя не выдадут. А приедут гонцы от злого дядюшки моего Долгорукого, не то послы от Володимирки Галицкого или от черниговских братьев, ты им просто на глаза не попадайся. О боярстве же твоем я объявлю, только когда в Киев снова въедем, если боишься.
Хотен отнюдь не разделял сей уверенности князя Изяслава и в другое время предложил бы свою помощь в том, как надежнее обеспечиться от проникновения лазутчиков. Однако была у него своя тайная причина для того, чтобы попасть поскорее в Киев, причина, в которой он постеснялся бы признаться великому князю и уж, под страхом смертной казни даже, не обмолвился бы и словом о ней отцу митрополиту Климу.
– У Творилы я выспрошу, как взять клад безопасно и чтобы не ушел от меня в землю. Теперь я должен знать, где закопан и кто мне поможет раскопать и будет охранять, когда повезу его к тебе во Владимир.
– Ишь, как принялся ты распоряжаться, емец! – расхохотался