У Инниного руководителя оказался крупный увесистый нос и очень приятный, хорошо поставленный голос, произносящий весьма литературно построенные фразы на жеманном старомосковском диалекте. Это Инну ужасно развеселило. Ее так и подмывало подергать руководителя за увесистый нос и сказать что-нибудь неприлично легкомысленное. Но она удержалась – времени оставалось в обрез, кафедру уже не поменяешь.
Руководитель, конечно же, пожурил Инну за столь позднее первое явление пред очи, зато потом они очень толково поговорили о теме, названии, сроках, листаже и о выдающемся советском писателе-деревенщике, повесть которого Инна собиралась положить в основу и хорошенько проанализировать на тему несобственно-прямой речи, которая дает возможность советскому автору высказывать собственные (и даже отчасти антисоветские) мысли посредством вплетения их в размышления героев.
Забегая вперед, заметим, что суровая дипломная комиссия, состоящая из почтенных старцев-филологов, среди членов которой был даже отпрыск Льва Толстого, дважды обвинила Инну в отступлении от принципов марксизма-ленинизма, преломляемых в литературе социалистического реализма, но почему-то все равно оценила ее работу на «отлично».
Выходя с факультета, Инна, хоть и не видела себя со стороны, ощутила, что физиономия у нее стала очень умудренная. Думалось исключительно о дипломе, но возвращаться в высотку пока было боязно. И Инна решила съездить к Олегу с Полиной – в другую жизнь.
***
Раньше Инна жила с Олегом и Полиной в одном городе и даже училась в одном классе. В Москву они приехали синхронно: Инна – учиться, Олег с Полиной – жить и фарцевать.
Пока Инна била баклуши, получая свое высшее образование, они заключили фиктивные браки, обзавелись прописками и в поте лиц своих работали. А трудовая их деятельность состояла в том, что они покрывали издержки всестороннего дефицита советской легкой промышленности посредством противозаконных сделок с иностранными гражданами, у которых фарцовщики за бесценок выторговывали хоть и поношенное, но зато фирменное забугорное шмотье – тогдашний сэконд-хэнд. А затем подпольно и уже вовсе не за бесценок продавали свою эксклюзивную добычу желающей одеваться по мировым стандартам молодежи.
Благодаря этим нужным дружеским связям, Инна была едва ли не первой на их курсе счастливицей (ну, если не считать нескольких крутых москвичей, имевших доступ в «рай» валютных «Березок»), которая стала щеголять в настоящих фирменных джинсах. Они тогда только-только входили в моду и в жизнь советских людей, поэтому носить джинсы у продвинутой молодежи считалось делом невероятно престижным.
Инна также имела возможность (и указывала на нее своим однокурсникам) приобретать у своих друзей-земляков (для нее они, понятное дело, снижали свои ломовые цены) разные другие фирменные вещицы и была поэтому в курсе самых последних тряпичных