по крайней мере, у посудомоек.
Сухой.
Как ветер с песком.
У них нет «вы», но все «любимые».
Везде Аллах.
Проникновение Аллаха в жизнь правоверного, раз в тысячу больше, чем Христа – в католическую.
Базарный язык, но с изысками.
Нет у них «доброго утра».
Есть утро светлое, сметанное, жирное, денежное, жасминовое, сладкое, в конце концов, но доброго – нет.
Поэзия,
с базарными отзвуками.
«Приятного» аппетита нет тоже, арабы, похоже, не фанаты сдержанности.
Им вообще понятие аппетита чуждо: кушать тут рады всегда, потому пожелания к еде здесь звучат как «да будет еда твоя вкушена с радостью и здоровьем», а пророк у них так и сказал – если что упадет во время еды, подбери и сожри, чтоб не досталась еда шайтану, и пальцы оближи, потому что не знаешь ты в каком куске пищи – благодать.
Очень жирно,
очень сладко,
очень щедро,
а фруктов – мало. Свежих.
Сушеных – ряды и ряды, орехов – ряды и ряды, а чтоб свежих-пресвежих фруктов, в такую жару – это только у французов.
Арабы суровы – они и жару переживают на мясе,
как Хайке.
Суровая германская дева – она кого хочешь затрахает своими идеями о феминизме и равенстве.
Наш водитель от нее весело очень спасается – раньше выслушивал, мучился – с ее французским пойди ее разбери, а теперь, как припечет – он на колени падает и затягивает: «Ля илляха илль алла». Она со своей убежденностью, что все, вся, всё – равны, в том числе и веры, от него отстает.
А он жулит.
Как только мы отправляемся куда-нибудь без него, с машиной обязательно что-то случается, как сейчас, когда сдох аккумулятор. Чудом. Теперь неизвестно, когда мы эти 18 км. до пещер одолеем.
Но по мне – все хорошо. Едешь себе на верблюде, наблюдаешь, как дамы тюки несут. Только красавиц с опахалами не хватает да навеса какого-нибудь, лучше бархатного – красивей.
Так – думаешь пустыни,
а приезжаешь – снега, горы, сады,
правда, как в эти сады с возвышенности спускаешься —
пустыня одна.
А зелень – колюча, чахоточна,
издалека только – сад.
Думаешь – дикари,
а Бейрут – удивителен,
смесь Гранады с Венецией —
в лучших местах.
В худших – Ветхий Завет,
глинобитные, желтые мазанки – ни дверей, ни окон,
грязь, пыль,
говно.
Его – кучи.
Козьего, бараньего, человечьего —
и всё на зное.
Правоверным, видать, не мешает.
Но чернь – везде чернь.
Хотя кое-где – дрессированней.
А там, где знать – белоснежные стены Венеции,
охра Альхамбры,
сады, фонтаны, жасмин, кипарисы,
кедр.
На зное старые дома рядом с морем пахнут кедром внутри.
И французы.
Ленивые!
Заносчивы, но трусливы.
Увидишь, и десяти лет не пройдет, выпнут их отсюда —
за трусость и неуверенность.
Помешались