– Смотрите, вон граница между Азовским и Чёрным морями!
Я всматривалась в синеющую даль, но ничего не видела.
Бабушка жила поочерёдно у своих четырех дочерей, помогая нянчить внуков, но к концу жизни остановилась у нас. Меня до сих пор гложет чувство вины за то, что я недослушала её рассказов о жизни в старину.
Она пережила смерть пятерых детей из девяти, две войны, революцию, голод 1933 года, но не утратила достоинства, здравого смысла и добропорядочности. Её сухонькое согбенное тельце, белый ситцевый платочек на голове остались в моей памяти не только как черты любимого родного человека, но как символ старой России. Она любила рассказывать о жизни при царе, о своем отце из благородной семьи, который женился на украинской красавице-крестьянке, о традициях в их семье и учёбе. По её словам четыре класса гимназии давали больше, нежели наши десять классов. И совсем уж сокровенно говорила о своей любви к казачьему офицеру, погибшему на фронте в Первую мировую войну.
Стоубцы, – объявили по-белорусски, и это тоже показалось новым. Столбцы – середина пути между Минском и Барановичами. На этой станции мы когда-то случайно встретились с Вадимом и вместе ехали в сторону Минска, и я вдруг ощутила дух тогдашнего времени, вкус забытой тоски. – Интересно, какой он сейчас?
Вадим так и не стал главным человеком в моей жизни, тем не менее знакомые, давно невиденные места будоражили. Я жадно начала вспоминать, раскладывая по полочкам даже самые незначительные эпизоды. Зачем мне это? Но лукавый ум пробовал вдохнуть подобие жизни в этот муляж, настроить фокус хрусталика на дальнее зрение, чтобы вновь увидеть мираж прошлого.
Закрываю глаза. Весна. Солнце. Во дворе перед домом зелёная лужайка. Вадим лежит на животе и покусывает травинку. Вид у него задорный и мечтательный. Мы с подругой Иркой проходим мимо, и он весело с нами здоровается. Я вижу его второй раз в жизни, а первый был, когда я забыла в парте свой дневник, и мы отправились за ним в школу. В тот год Вадим учился во вторую смену в классе, где мы занимались в первую. Он вышел небрежной походкой, улыбающийся, руки в карманах. Ирка зашептала мне на ухо:
– Это Павлихин, они недавно приехали из Германии. А это Валька Турко, бегает за ним, – она указала на высокую русую девушку независимого вида.
За одну секунду я была в курсе всех событий, и ровно через секунду он подошёл к нам и поздоровался.
– А что ты тут делаешь? – спросил он у Ирки. Она таинственно улыбалась.
– Посмотри, пожалуйста, дневник в третьей парте, – обратилась я к нему с неожиданным смущением. Он сходил в класс и скоро вернулся.
– Нет там никакого дневника, – пожал он плечами и улыбнулся, глядя мне прямо в глаза. На щеке появилась ямочка. С этого момента со мной что-то произошло, стало горячо у сердца.
Потом