– Что с тобой? Казик?
Кейтель и Десэ появились в комнате одновременно, но Десэ успел быстрее:
– Проклятые каблуки! – Десэ снял с Казика одну туфлю, и ловко повернул в руках его ступню – так, что хрустнуло, – Так лучше?
Казик заорал и сел на полу:
– Что ты сделал, идиот? Ты что, сломал мне ногу?
– Вправил то, что было вывихнуто, – смиренно отвечал Десэ, – вашей милости стоит впредь выбирать себе каблуки пониже. Вы порвали связки, и вряд ли сможете ходить в ближайшие пару недель.
– Врешь, мерзавец, – Казик попытался встать, опираясь на Рене и на Кейтеля, и тут же рухнул обратно.
– Кейтель, вам стоит сходить за доктором – мне больной не верит, – произнес Десэ с видом оскорбленной добродетели, – я мог бы наложить вашей милости повязку и даже шину, но если меня здесь обвиняют в некомпетентности…
– Перенеси меня на диван, – зло попросил Казик. Он боялся Десэ – еще с тех пор, как тот был его гувернером, и знал, что отец зависим в чем-то от этого человека, и меньше всего хотел с Десэ поссориться или его разозлить. Он уже и сам верил, что Десэ вправил ему ногу, а вовсе не вывихнул.
– Как прикажет ваша милость, – Десэ подхватил Казика и при помощи Кейтеля перенес его на козетку. Казик был выше, чем Рене, и у Десэ не было ни сил, ни желания в одиночку носить его на руках.
– Что же теперь делать? – в отчаянии заламывал руки гофмейстер малого двора. Казик с лубком на ноге лежал, как болван, в своей спальне, а кронпринцесса ожидала обещанного ей камер-юнкера – этим же вечером.
– Принцесса хочет камер-юнкера – принцесса получит камер-юнкера, ваша баронская милость, – невозмутимо проговорил Десэ, кружевным платком стряхивая пудру с плеч своего нанимателя, – Слава богу, у вас их два.
– Что ты, Рене ребенок, – отмахнулся безутешный гофмейстер, – было бы ему хотя бы двадцать…
– Дайте мне взглянуть на его метрики, – попросил Десэ, – возможно, я вашу милость утешу.
– Вот, смотри, – Герхард протянул ему документ, – что тут сделаешь? Таких малолетних нельзя принимать на службу. Проще выпустить Казика с палкой, пусть хромает.
– Пустое, – Десэ пробежал глазами метрику, – как хорошо, что ваш дьякон не умел писать даты словами, только цифрами. А в церковной книге – можно попросить кого-нибудь поправить, да и я могу съездить…
– О чем это ты? – спросил уже с оживлением старый придворный.
– Вот же, – в руке Десэ, как по мановению феи, явился хирургический скальпель, – Восьмерка легко превращается в тройку, вот вам и еще пять лет к возрасту вашего Рене. Теперь любой поверит, что ему двадцать – еще бы, с такими-то усами. А в книге, где это записано словами – кто-нибудь да поправит,