– Знаю, не объясняйте. Вы здесь, потому что я позвал.
Его снисходительный тон раздражал и унижал! Таким голосом говорят с неразумными детьми. Таким голосом говорила матушка, когда Хасинто умудрялся измазать праздничную одежду.
Де Лара продолжил:
– Церемония пройдет через день, в часовне. Сейчас же вы мой гость, и я предлагаю вам отдохнуть и поужинать. Должно быть, вы устали с дороги и проголодались.
– Я не голоден. И не устал.
– Хорошо. Ваша выдержка пригодится вам в походах. Но сейчас она не повод оставаться в конюшне, верно? О своем красавце не беспокойтесь. – Он кивнул на Валеросо. – Конюх отправился за другими лошадьми, но скоро вернется и обо всем позаботится.
Возразить было нечего да и не нужно. Хасинто взвалил на плечи вещевые мешки и первым вышел под поутихший дождь. До главной башни добирались в молчании, и это радовало: о чем говорить и как отвечать сеньору, если тот задаст вопрос, Хасинто все равно не знал.
К жилым помещениям вела узкая винтовая лестница – почти такая же, как в родном замке. Да и остальное не особенно отличалось. Все те же длинные коридоры. Пол, устеленный где соломой, а где свежей травой. Те же снующие у стен крысы и свисающие с потолка летучие мыши – разбегаются и разлетаются, стоит посветить факелом.
Де Лара – сам, вот странность! – привел его в маленькую, но вполне приличную комнату, опять же похожую на ту, где Хасинто жил до монастыря. А по сравнению с кельей, которую он делил с другими воспитанникоми, она вовсе выглядела хоромами. Одна стена была закрыта гобеленом с изображением рыцаря, повергающего язычника, возле нее стояла кровать, застеленная серым шерстяным одеялом, у изголовья висело огромное деревянное распятие. Рядом с жаровней у противоположной стены темнела широкая длинная скамья, прикрытая бурой овчиной. К мутному окну жались подставка для чтения и узкий столик, на котором лежали часослов и еще одна книга: обитая зеленым шелком, с изображением дамы и рыцаря.
Овидий «Наука любви».
О, это интересно! Неосознанным движением Хасинто дотронулся до прохладного гладкого переплета, затем провел пальцами по тисненому на обложке рисунку. От этого занятия отвлек сеньор. Он подошел к столу и взял именно эту книгу. Раскрыв ее на середине, нахмурился и пробормотал:
– Вижу, она вас заинтересовала…
Хасинто сжался в ожидании упрека или насмешки. Вдруг дону не понравилось, что он первым делом не к Библии прикоснулся. Или, может, он считает, что прежде чем читать о любви, нужно сначала стать рыцарем, а рукопись сюда положил, чтобы его проверить.
– Я принес их сюда, – сказал сеньор, – ибо слышал от вашей матушки, что вы читать способны. Это… почти восхищает. И как вы разбираетесь в этих… червячках?
– В монастыре научили, – ответил Хасинто и тут заметил, что дон Иньиго держит книгу вверх ногами.
Из груди едва не вырвался вздох облегчения, а Иньиго Рамирес показался чуть менее ненавистным, чем прежде. Вроде все