– …Я поднялся над облаками, чтобы бог поглядел в мою сторону, – начал рассказ Сайрэ, не переставая глотать юколу. – И когда бог, прищурив глаза, обвел взглядом наш средний мир, я вытянулся, как аркан, и схватил свет его взгляда. Потом сразу бросился в нижний мир – и там, освещая путь светом божьего взгляда, быстро нашел одного всезнающего, но одряхлевшего духа. Я поймал его за выпученный глаз, заставил пищать и отвечать на мои вопросы. О, много следов оставили чукотские духи – да только я лишь нынешней ночью заметил что – то неладное. А сегодня дух, которого я прижал, указал начало следов… Мельгайвач давно бродит в наших тордохах: у одного унесет иголку, у другого разобьет чашку, третьего ума лишит и заставит делать ненужное дело. Даже комаров напускал на детей, чтобы они заболели…
– Правда, правда! – закричал вдруг Пурама. – Мой сын вчера разбил большую кружку, которую подарил мне купец Потонча. Сирайкан[13] Мельгайвач! Где я возьму теперь кружку? – Пожилой, узколицый Пурама завертелся, заерзал – и даже в потемках было заметно, как зло сверкают его острые глазки.
– А я дней семь назад иголку последнюю потеряла, – тоже засуетилась в углу старуха Лэмбукиэ. – Перерыла весь мусор в тордохе – и не нашла. Как будто сама проглотила… Верно сказал ты, Пурама: сирайкан Мельгайвач. А только чего ж это наши шаманы, как спящие собаки, не чуют его.
– Перестань! – цыкнул на нее муж. – Ум потеряла. – Он не сдержался и стукнул жену ладонью по рукаву.
– Ты что меня бьешь! – вспыхнула горячая и болтливая Лэмбукиэ. – Олень ты дряхлый.
– Кто бьет? Я же крещусь! – солгал старик. – Ослепла ты, что ль…
– Шаманы наши ослепли, а я…
Люди зашевелились; недобрый шепот заставил Лэмбукиэ замолчать.
– Грех – то какой!
– Не мой грех.
– И не мой…
Открылись полы ровдуги[14], ворвался свет – и старик вытащил свою Лэмбукиэ из тордоха.
– Не ругайте ее, – спокойно сказал Сайрэ. – Не по своей воле она так говорит. Чукотские духи вселились в ее голову. Они так хорошо вскормлены, что лишают ума даже при мне. А что я сделать могу – ослабли духи мои…
– Нельзя, чтобы духи твои голодали! – раздался голос. – Мы не враги себе.
– Правильно, – поддержал лучший бегун Хурул – младший брат Хулархи. – Мы даже готовы половину добычи отдавать им. Мельгайвач и сам богатый, и чукчи не жалеют для него ничего. А мы?
– Ладно, ладно, дети мои, – сказал Сайрэ. – Сперва сами разбогатейте: впереди зима. Нужно больше рыбы ловить да сушить. А моим духам много не надо: кто сколько может. Себя не забывайте, обедневшие дети мои… Но я еще не сказал вам самое главное. Мельгайвач напал на следы Пайпэткэ. Напал легко, потому что она грешна. Все ведь знают, что она вышивала бисером кисет Потонче, играла с ним в тальниках и опозорила своих умерших родителей. А потом и с самим Мельгайвачом