С вечера до рассвета шаманы исступленно камланили в тордохе несчастной семьи – били до усталости в бубны, пели до хрипоты. А тем временем рану зашили, и измученная страданиями маленькая Халерха… нет, не умерла, а заснула.
Когда зашивавшие рану старухи плелись к озеру, чтобы вымыть руки, солнце уже показалось над тундрой. Вставало оно нынче как – то медленно и раздумчиво, едва прорезаясь сквозь синевато – серую дымку болотных туманов. Стойбище мало – помалу угомонилось. Люди ложились спать.
Ложились и не знали, что через час раздастся истошный крик на другом конце стойбища.
Все беды одним ремнем связаны, и никто не знает, какую за собой потянет первая. Коротка в тундре летняя ночь. Однако ее хватило, чтобы беременная жена Нявала, оставшись в потемках, пережила весь ужас кровавого случая и беды болезненной Чирэмэде. Рассвет успокоил ее – но потом она вдруг с криком свалилась на шкуры постели и стала рожать. А ходить ей надо было еще три луны. Недоношенный, полуживой мальчик едва дышал, у него даже не было сил сучить ногами – и Нявалу пришлось бежать за Шаманом.
После успешного ночного камлания Сайрэ заснул, как застреленный старый олень. Но вскочил он быстро, проворно – шаман ведь не должен уставать и мешкать. Правда, вид у него был ужасный. Маленький, как чукотский каргин[11], он спросонья подпоясался как попало, превратившись в связку старых истрепанных шкур, схватил бубен и, ковыляя кривыми ногами, побежал за Нявалом.
Однажды в молодости Сайрэ попытался разорить гнездо сокола. Он не верил, что птица может драться до смерти, охраняя свой дом. Полез – и чуть не остался без глаза: спасибо, сокол промахнулся – разодрал когтем лишь щеку. С тех пор правый глаз у Сайрэ навсегда остался стянутым шрамом. Сейчас, однако, не раскрывался и левый, залепленный смагой, – и было непонятно, как старичок видит дорогу. Морщинистый, смуглый, сопливый да еще кривоглазый и кривоногий – таким был Сайрэ. Но все это не имело никакого значения – старичок обладал огромной силой внушения, был известным шаманом, он не раз отгонял от людей болезни и спасал их от смерти. Ведь жива Халерха – дочь Хулархи, жива, дышит!.. Нявал понес бы Сайрэ на руках, бросился бы с ним вплавь через озеро, сделал бы для него все, что мог: у него умирал сын.
Между тем Сайрэ вовсе не безразлично ковылял за Нявалом. Он думал, думал напряженно, трезво и тщательно,