Сегодня в церкви была особая служба – мистерия в честь венчания девушки, которую Город выбрал себе в жёны. Я слышала о ней, и пару раз даже видела на здешних улицах в окружении её детей. Скоро свершится венчание, после которого она навсегда покинет мир людей, чтобы явиться сюда.
Кристина – так звали мою старую подругу – взяла меня под руку и провела в главный зал, где вот вот должно было начаться таинство. Все души уже заняли свои места на широких лавах. На зрителях не было одежд, только нагая плоть и аккуратные бледные маски. В ногах каждого из присутствующих сидел служитель церкви – парень или девушка, по выбору зрителя, – призванный ублажать гостя или гостью во время спектакля.
Воздух пронизан пряным ароматом ладана, чей запах дурманил дух, развращал мысли. Я опустилась на свободное сидение, и ко мне подвели милого юношу с длинными волосами цвета вороного крыла. Он опустился на колени, припадая к моим ступням. Я закурила из пачки, что лежала подле, слегка раздвинула ноги и позволила ему коснуться себя, вздрогнула, улыбнулась: его язык был хорош. Если человек не умеет связать слова в предложения, пускай хотя бы научится чертить им узоры любви.
Речь моя отнялась, а тело оцепенело. Я слышала в сознании чужой низкий голос. Он заполнил все мои мысли. Сначала я пыталась сопротивляться, но чем больше я старалась его заглушить, тем громче он звучал. Из-за подступившей головной боли я рисковала проснуться, потому пришлось сдаться и слушать, наблюдать за происходящим.
На кафедру перед распятием вышло двое детей – мальчик и девочка. Кудрявые, с внешностью ангелов – они походили друг на друга как две капли воды. Широко улыбнувшись, они раскинули руки и поклонились, давая сигнал к началу действа. Тяжёлый орган раскатистым эхом прокатился по стенам церкви низким, утробным воем, а свечи вдоль стен вмиг померкли. В наступившей тьме слышалось карканье ворон, быстрый взмах крыльев. Удар колокола знаменовал багряный рассвет. Где некогда стояла кафедра со священным писанием, теперь красовалась виселица, под сенью которой лежала молодая дева в чёрных одеждах. Она лежала, скрестив руки на груди, а над ней мерно раскачивался покойник, по чьим лохмотьям стекали последние соки жизни. Женщина принимала их в себя, омывая плоть бледной массой, жадно вбирая влагу животворящими устами. Отринув всякий стыд, представ нагой перед залом, она сложила свою одежду в ногах покойника и принялась собирать хворост вокруг себя. Затем под мерные настукивания там-тама она разожгла костёр, и по телу мертвеца потянулись алые языки, принимая его душу в утробу огня. Одежды девы обернулись змеёй, и с протяжным стоном истлели вместе с лохмотьями её возлюбленного, возносясь едким дымом к серым утренним облакам. Затем, обернувшись вороной, женщина удалилась к далёким горам на утёсе