Среди законов, управляющих человеческим обществом, есть один, абсолютно непреложный и точный. Для того чтобы люди оставались или становились цивилизованными, необходимо, чтобы их умение объединяться в союзы развивалось и совершенствовалось с той же самой быстротой, с какой среди них устанавливается равенство условий существования.
Лишь в процессе общения людей человеческие чувства и идеи обновляются, сердца становятся благороднее, а интеллект получает развитие.
При аристократии богатые люди одновременно власть имущие.
В аристократических обществах богатые люди, никогда не знавшие нужды, не опасаются за своё благополучие; они с трудом представляют себе, что можно жить как-то иначе. Таким образом, материальное благосостояние не является для них целью жизни; это – лишь образ их жизни. Они воспринимают его как своего рода неотъемлемую часть их бытия и пользуются благами, не особо об этом задумываясь.
Занятые исключительно заботами о своём собственном благосостоянии, они перестают понимать, что процветание каждого из них тесно связано с благополучием всех.
Трудно предположить, до какой глупой крайности они дойдут в своём эгоизме, и нельзя сказать заранее, сколь постыдную нищету и досадные беды они сами навлекут на свои головы, страшась пожертвовать толикой своего благосостояния для процветания окружающих.
Все революции, потрясавшие или же уничтожавшие аристократические сословия, показали, с какой лёгкостью люди, привычные к изобилию, могут обходиться даже без самого необходимого, тогда как люди, достигшие комфорта благодаря своему трудолюбию, едва ли могут жить, потеряв своё благосостояние.
В тех странах, где господствует аристократия, лишая всё общество подвижности, народ в конце концов так же привыкает к своей бедности, как богатые к своей роскоши. Одних вопросы материального благосостояния не волнуют потому, что они пользуются им без всяких забот, других – потому, что они отчаялись когда-либо достичь его и их представления о нём недостаточны для того, чтобы страстно его желать.
В обществах данного типа воображение бедноты постоянно занято картинами загробной жизни; несчастия и беды реального существования суживают воображение, но оно вырывается из их тисков и пускается на поиски вечного, запредельного блаженства.
В века веры конечная цель жизни находится за пределами земного существования.
Тяга к материальному благосостоянию – страсть, в высшей степени характерная для среднего класса; она усиливается и распространяется вместе с ростом этого класса.
В Америке мне не встретилось ни одного человека,