Шведский посол вытаращил глаза. Кажется, император готов был пообещать всё, что угодно, лишь бы сделка состоялась. И его лёгкие обещания на такие серьёзные темы определённо настораживали Клингспора и ставили в тупик. Он отказывался верить русскому царю, понимая, что где-то кроется подвох. Но где именно, понять не мог, оттого нервничал и оборонялся ещё активнее.
Павел, в свою очередь, начинал терять терпение. Он не понимал, какого ещё рожна надо этому упрямому ослу?! Итак уже он пообещал ему всё, что только можно было пообещать! Он даже, спустя какое-то время, согласился на то, что невеста может отказаться от православия ещё до свадьбы, чем ещё больше напугал Шведского дипломата.
Чувствуя, что не может нащупать слабое место посла и вывести его хоть на какие-то соглашения, Павел пустил в ход вторую часть своего дипломатического спектакля; а именно – пригласил в кабинет супругу Марию Фёдоровну.
Мария Фёдоровна, не имеющая никакого опыта в дипломатии, разумеется, была невероятно «ценным» соратником! Она взялась за переговоры со свойственной ей житейской позицией. И принялась подробно описывать все достоинства дочери, демонстрируя Клингспору журналы «Муз», в которых были помещены переводы дочери с французского.
Посол, из вежливости, выражал восхищение талантами великой княжны. Но не более того. В основном вопросе – вопросе свадьбы, оставался непреклонным.
Тогда Мария Фёдоровна с романтического этапа перешла на практический. И стала обещать, что, в случае согласия на брак, значительно увеличит дочери приданое. Когда же несговорчивый посол не принял и этот уступок, Мария Фёдоровна принялась провоцировать его на жалость; начала стенать, что горькое разочарование заставит неутешную Сашеньку уйти в монастырь.
Клингспор сочувственно разделял материнское страдание; периодически вынимал из-за манжетки платок и в изнеможении отирал выступающий пот с лысины. Но решения своего не менял.
Тогда Павел, чтобы окончательно добить вредного дипломата, пустил в ход «тяжёлую артиллерию» – он пригласил в кабинет саму Александру Павловну. Та в слезах, падала к ногам родителей и выла белугой, обещая, что покончит с собой, если будет отвергнута обожаемым Густавом. Мария Фёдоровна прижимала «бедную девочку» к груди и бросала на Клингспора уничижительные взгляды, взывая к его сердечности. А Павел, скрепя сердце, ронял тяжёлые слова:
– Взгляните, сударь! Можете ли Вы ещё сомневаться в искренней любви к Вашему королю этого невинного создания? Разве могут не тронуть сердце Густава эти горькие слёзы влюбленной несчастной девушки?
Такого грандиозного спектакля, с изобилием запрещённых приёмов, европейская дипломатия ещё не видела! На Клингспора было жалко смотреть; растерянный, измученный, он ежеминутно потел от напряжения