То-о не ве-е-тер ве-е -тку кло-о-нит
Не-е дубра-а-вушка-а шуми-и-т,
Катя подхватывала две последние строчки:
То моё, моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит…
Пели русские и другие мелодичные песни, которые легко можно было петь без музыкального сопровождения. И души их сходились и роднились от этого пения, слёзы выступали на глазах, которые они смахивали, не стесняясь друг друга. Им было хорошо вместе, счастливо, и, казалось обоим, что ничто не может их разлучить.
Иной раз Катя как бы в шутку запевала:
Огней так много золотых
На улице Саратова
Парней так много холостых,
А я люблю женатого.
И потом подшучивала над собой:
– Вот тоже напасть – полюбила женатого…
– Ты сама замужняя, – так же шутя отвечал Никитин.
– Я свободна от него. В отличие от некоторых.
– Жалеешь?
– Чего теперь жалеть?
А то ещё Катя частенько начинала свою любимую песню:
– Позарастали стёжки-дорожки,
Где проходили милого ножки…
Никитину очень нравилась эта песня, которую в их хоре пела вокальная группа из шести хористок. Все бабы эти были немолодые, холостые, потерявшие или мужей или «милых» где-то по дороге жизни. И они вкладывали в эту песню всю свою печаль настрадавшихся от одиночества сердец, у которых было немного шансов найти свою вторую половинку. Эта песня была одной из любимых Никитина в звучании их вокальной группы, пробивала она до слез. Но ему не нравилось одно, и он говорил Кате:
– Катя, накличем мы себе этой песней разлуку…
– Не выдумывай, милый… Это моя сольная песня, я в училищном ансамбле ее запевала.
– Катюша, пожалуйста, пой ее как-нибудь пореже…
– Не выдумывай глупости, Саша…
– В хоре бабы толковали, мол, кто и о чем поет, тот и привлекает это в свою жизнь. О горе поешь, горе и привлекаешь. Народное поверье, мол, такое есть.
– Ерунда это всё! – отвечала ему Катя.
Со временем, все более привязываясь друг к другу, они рассказывали друг другу о своей прошлой жизни. И узнавали друг друга всё больше и подробнее, и это узнавание ещё сильнее сближало их, – так сближало, словно они уже были мужем и женой. Сидит, бывало, Катя, в кресле, вяжет и рассказывает о себе, вспоминает свое детство, отца, мать, деда с бабкой, сестер, братьев, а Никитин – весь внимание – сидит, слушает и время от времени о чем-нибудь спрашивает или переспрашивает.
– Мы хоть все деревенские, но хозяйства никогда не держали, – начинала делиться с ним своим прошлым Катя. – Мать не любила возиться с хозяйством, она любила читать, вышивать и петь. Помню, у нас в квартире по стенам кругом ее вышивки висели, очень много на православную тему…Соберет нас вокруг себя и что-то читает нам или поет. А то ещё хором поём. Это были мои первые уроки пения. Моя мать не была простой женщиной, она дворянского происхождения, ее мать, моя бабка удрали с дедом из Читы, где расстреливали чекисты интеллигенцию,