– Дом…– Она горестно усмехнулась. – Был когда-то у меня дом, а теперь он мне уже постыл! Я там уже не хозяйка, а приживалка. Эта наша с тобой квартирка стала мне родной, здесь уже мой дом!
Нередко Никитин заставал ее хмурой и задумчивой. А то ещё – холодной, язвительно-насмешливой. Со временем он научился распознавать, что было тому причиной. Ей приходилось жить на разрыв, делить мужчину, к которому она сильно привязалась с кем-то ещё – с семьей, с его домом, с его бывшей или настоящей женой, со всем тем, что ещё было в его жизни и где не было ее рядом с ним. И она не знала об этом ничего. Что это говорило в ней – ревность или обыкновенный женский собственнический эгоизм? – Никитину было неизвестно. Но ему самому приходилось жить на разрыв. И раздваиваться между Катей и своей семьей.
В таком мучительном раздвоении прожили зиму.
Самым тяжелым испытанием, помимо этого мучительного разрыва между двумя домами и теперь как бы уже между двумя семьями и мучительного расставания с Катей, когда ему нужно было возвращаться домой, было хроническое безденежье. После январских роскошных таксовых заработков в Новый год и в Рождество, Никитин зашибал копейки как таксист и гроши как сторож на автостоянке, которых едва хватало на прокорм семье. И ему было стыдно приходить в дом к Кате, в ее гнёздышко с пустыми руками.
– Ты что, Саша сегодня такой? У тебя проблемы с семьей? С детьми, с женой? – спрашивала его она.
– Заработка нет совсем, нахлебником у тебя живу, денег ни гроша.
– Перестань даже думать об этом.
Но он не переставал думать об этом. Утешал себя, говоря:
– Ничего, не вечно же это будет длиться! Разговоры идут, что к осени на судостроительный снова будут набирать людей, обещали в цех мастером взять, надо только до осени продержаться. Они же там, в Москве, не последние дураки, чтобы и дальше нас в разрухе держать. Скорей бы уж одумались, а то жду-не дождусь. Работа будет, по-другому жизнь пойдет. Истосковался я по хорошему делу.
Однажды Катя приехала из Китая и привезла ему две пары обуви – легкие туфли для лета и кожаные ботинки для весны и осени.
– Это тебе, Саша, носи, пожалуйста, – сказала она.
Казалось бы – ничего особенного в том, что подруга так позаботилась о нем и о его здоровье, ведь, хоть и жили оба как бы на два дома, но за короткий срок стали друг другу людьми близкими, только что не мужем и женой. Но Никитина эта забота страшно обидела. И он по-глупому оскорбился.
– Это ещё зачем – такие подарочки?
– Чтобы ты не прятал свои рваные ботинки под шкаф и не стыдился меня.
– Я не возьму, Катя. Ни за что не возьму! Я и сам способен себе купить! Как ты не понимаешь, что это меня унижает?
– Не выдумывай глупости, Саша.
– Ничего не глупости!
– Ты из своего ложного самолюбия совсем разум потерял, Саша. И не обижайся, пожалуйста…
– Могла бы и не заметить, что у меня рваные ботинки! Вот просто так взять – и не заметить!
– Я бы и не заметила,